Экс-премьер-министр Евгений Примаков о несостоятельных стратегических выводах команды Путина. Из выступления на заседании «Меркурий-клуба» 13 января 2010 года

 «Российская газета» опубликовала доклад экс-премьер-министра Евгения Примакова заседании «Меркурий-клуба» 13 января 2010 года, в котором среди прочих политиков и экспертов участвовал председатель ЦК КПРФ Г.А.Зюганов. Выводы доклада Примакова на две трети совпадают с ключевыми оценками причин кризиса, высказанными в документах КПРФ и заявлениях Г.А.Зюганова. Не вступая в прямую дискуссию с командой Путина, экс-премьер-министр практически разбил всю аргументацию и выводы путинских экономистов, которые они в течение последних двух лет навязывали обществу.Хотя эксперты КПРФ и не согласны с рядом ключевых предложений и некоторыми выводами Примакова, их определенной ограниченностью, KPRF.RU предлагает ознакомиться с его докладом. Мировой экономический кризис высветил в контрастном виде ряд наших проблем в области экономики и политики. Но этим дело не ограничивается.

 Россия встала перед выбором: либо перейти на новую экономическую модель, к чему призывает лозунг модернизации, либо стремиться сохранить относительное благополучие в экономической и социальной сферах, которое обеспечивало превращение нашей страны в «энергетическую сверхдержаву».

 Оценки, не подтвержденные действительностью

 Они, как представляется, необходимы для продуманной линии в отношении будущего России.

 Первый вывод. В начале мирового финансового кризиса возникло предположение, что наша страна останется островом стабильности — волны кризиса пройдут мимо. Об этом говорили и с высоких трибун, что, очевидно, можно объяснить, с одной стороны, недооценкой глубины интеграции России в мировую экономику, а с другой — переоценкой мер, предпринятых в докризисный период с целью защититься в случае резкого падения цен на нефть.

 Такие прогнозы были беспочвенными прежде всего потому, что предшествовавший рыночный период уже предопределил глобальные рамки развития российской экономики. Что касается «подушки безопасности», призванной защитить страну в случае «форс-мажорных» обстоятельств, то уже к концу первого года кризиса выяснилось: она далеко не панацея, спасающая Россию от тяжелых последствий мирового финансово-экономического кризиса. Даже если мы почувствовали, что достигли дна кризиса, оттолкнемся от него и начнем всплывать, все равно пройдет несколько лет до того, пока мы твердо встанем на ноги. И в этих условиях совершенно ясно, что дефицит нашего бюджета не может постоянно покрываться за счет Резервного фонда, который, по словам министра финансов, полностью иссякнет уже в этом 2010 году.

 Второй не выдержавший соприкосновения с жизнью вывод заключался в том, что причина кризиса в России лежит исключительно вне нашей страны. Кризис, безусловно, пришел к нам извне, но глубину этот кризис получил у нас в результате именно российских особенностей. Мы вошли в кризис с рядом дисбалансов. У нас 40 процентов ВВП создается за счет экспорта сырья, и естественно, что кризис больнейшим образом ударил по России. За минувший 2009 год ВВП России снизился на 8,7 процента. Кто-то может сказать, что в Китае тоже значительная часть ВВП создается за счет экспорта, и это не привело к серьезным кризисным последствиям. Более того, во время кризиса в Китае произошло сокращение не самого ВВП, а его ежегодного прироста — с 13 до 9,6 процента. Дело в том, что основу экспорта Китая составляют промышленные товары потребительского назначения, а мы экспортируем главным образом сырье. Поэтому, столкнувшись с тем, что не реализуется значительная часть экспортируемой продукции, Китай развернул ее на внутренний рынок и с помощью государственных мер увеличил внутренний спрос, платежеспособность населения. В результате при сокращении внешней торговли выросла внутренняя, и это позволило сохранить высокие темпы экономического роста. При нашей структуре экономики подобный маневр весьма ограничен.

 Получая до кризиса огромные средства за счет высоких экспортных цен на нефть, газ, мы не вкладывали их не только, чтобы покончить со сверхзависимостью от экспорта сырья, но и с целью развития рыночной инфраструктуры. Одним из последствий этого стала неразвитость банковской системы. Факт остается фактом: мы вошли в кризис, имея внешний корпоративный долг в 500 млрд долларов. Это огромная сумма — на тот момент она была равна золотовалютным запасам страны. Линия минфина и Центрального банка привела к тому, что в России так и не образовалась система долгосрочного кредитования. Наших предпринимателей практически выталкивали за рубеж для получения «длинных» денег — долгосрочных кредитов.

 Положение усугубилось потому, что крупные российские компании, получившие за рубежом эти «длинные деньги», а их основная часть представлена структурами, в которых контрольные пакеты акций принадлежат государству, не стали активными партнерами правительства в погашении своих долгов. По свидетельству председателя Счетной палаты РФ Сергея Степашина, осенью 2008 года, когда наступление кризиса стало очевидным, крупные российские корпорации провели внеочередное собрание акционеров, на которых решили выплатить значительные суммы в виде «промежуточных» дивидендов. «Таким образом, — заявил Степашин, — перед кризисом крупнейшие корпорации и холдинги остались без оборотных средств. Их собственники сознательно изъяли из оборота сотни миллиардов рублей, а затем обратились за господдержкой. В ряде случаев эта поддержка была оказана».

 До настоящего времени не стали партнерами правительства в создании внутренних источников долгосрочного кредитования реального сектора экономики крупные коммерческие банки России. По словам Владимира Путина, «банки предпочитают держать свои активы в наиболее ликвидных инструментах, а не вкладывать их в «длинные кредиты». Известно, что первой антикризисной мерой в России стала государственная поддержка финансовой системы, предотвратившая ее коллапс, что могло обернуться катастрофическими экономическими и социальными последствиями. Массированные вливания ликвидности в банковскую систему оказались полностью оправданными. Однако расходование больших государственных средств не сняло проблему кредитования реальной экономики. Обобщая, можно сказать, что высвеченная кризисом важнейшая задача создания в России внутренней системы финансирования экономики далека от своего решения.

 Оттого, что не вкладывались средства внутри страны, образовалась хроническая нехватка инвестиций. Их совокупный объем составил лишь пятую часть всех заработанных средств. В результате мы попали в непозволительную зависимость от импорта потребительских товаров, машин и оборудования. По оценке «Станкоимпорта», в ежегодном объеме закупаемых российскими предпринимателями станков доля отечественных составляет не более 1 процента. И не случайно, что нового машинного оборудования у нас производится в 82 раза меньше, чем в Японии, в 30 раз меньше, чем в Германии, и в 31 раз меньше, чем в Китае. Между тем общеизвестно, что развитие машиностроения — важнейший фактор обеспечения модернизации экономики.

 Третий вывод, который не соответствует действительности, это то, что мировой финансовый кризис, который, несомненно, имеет структурный характер, означает начало конца капитализма, иными словами, рыночной ориентации мировой экономики. Безусловно, произошел кризис той модели капитализма, которая развивалась в Соединенных Штатах: «деньги — ценные бумаги — деньги». Государство, не вмешиваясь в экономику, предоставило все рынку. В США это привело к широкомасштабным спекулятивным операциям, часто осуществляемым теми организациями и компаниями, реальные активы которых были меньше средств, заявленных в спекулятивных сделках. Не контролировались объемы и масштабы займов. Но порожденный всем этим кризис не означает конец капитализма или даже подрыв рыночного развития.

 Правда, сейчас выходят из кризиса, применяя методы, далеко не свойственные либеральному капитализму, но тем не менее не методы, которые, как это оценивают некоторые, находятся за пределами капитализма или рыночного хозяйства. На определенных этапах капитализм не только допускает государственное вмешательство, но и не может развиваться без этого. В тех же Соединенных Штатах, например, под Новый год палата представителей конгресса одобрила поправки к закону о финансовом регулировании. Теперь государственное ведомство будет осуществлять жесткий контроль над банками, фондами и другими кредитными структурами. Создаваемый государственный орган получает право ликвидировать фирмы и дробить компании, чья деятельность угрожает стабильности экономики, а Федеральная резервная система (ФРС) — контролировать крупные компании, оказывающиеся на грани банкротства.

 Устойчивость капитализма, его способность адаптироваться, в том числе к тяжелым кризисным условиям, бьет по аргументам антирыночников. Но для России, где антирыночники практически уже сошли с политической арены, главное не вопрос: быть или не быть рынку, а соотношение государственного и частнопредпринимательского в развитии рынка. В последнее время в России усилилась критика государственных корпораций, требование акционировать те из них, которые работают в конкурентной среде. Такой подход оправдан. Госкорпорации, создание которых было необходимо, например, в таких деградирующих отраслях, как самолетостроение и судостроение, в целом ряде случаев были искусственно ограждены от рыночной конкуренции. Имущество передавалось им без торгов. Часть госкорпораций уходила от финансового контроля. Практика остро поставила вопрос о распространении на их деятельность законов и правил рынка.

 Однако участие государства в экономической жизни не ограничивается тем, что оно является собственником предприятия. Это одна сторона вмешательства государства в экономику. Другая заключается в том, что государство наряду с рынком выступает как регулятор процесса. В отдельные периоды роль государственного регулирования экономики возрастает, подчас снижается, но никогда полностью не исчезает. Следовательно, бесспорная необходимость исправить положение с госкорпорациями ни в коей мере не должна привести к соскальзыванию на позиции неолибералов, проповедующих идею исключения государства из процесса экономического регулирования. Это отнюдь не означает отказа от совершенствования экономической стратегии и практики российского государства. На нынешнем этапе, пожалуй, особое значение приобретает у нас противодействие сращиванию чиновничества всех мастей с бизнесом. На это, к сожалению, обращается значительно меньше внимания, чем необходимо. А без разрыва связки чиновничества с бизнесом невозможна серьезная борьба с коррупцией.

 Еще один несостоятельный вывод заключается в том, что доллар исчерпал себя как резервная валюта. Действительно, проявилась тенденция ослабления доллара в отношении других валют. Но это не идентично тому, что в ближайшее время доллар сползает с пьедестала мировой резервной валюты. Собственно, в этом практически никто и не заинтересован. При удорожании евро в отношении доллара европейские экспортные товары теряют конкурентоспособность. Снижение курса доллара обесценивает резервы многих стран — в первую очередь Китая, Японии, России, да и всех других, кто держит значительную часть своих валютных резервов в американских долларах.

 Неосуществимы на близлежащий период прогнозы превращения в резервную валюту рубля. Бывший глава Федеральной резервной системы (ФРС) США Алан Гринспен сказал: «Пока российский рубль не может стать даже региональной валютой из-за слишком высокой зависимости от цен на нефть». К этому можно добавить, что чрезвычайно мала доля России и в мировом ВВП, и в мировых финансовых и торговых потоках. Конечно, кризис показал, что не существует однополярного мироустройства, что нельзя сейчас руководить мировой финансовой системой из одного центра, что будет расти роль региональных и национальных валют. Но думать о том, что рубль станет резервной валютой в ближайшее время, — неосуществимая мечта.

 Лучшая перспектива

 Рассмотрение четырех несостоявшихся прогнозных оценок приводит к выводу о необходимости модернизации России. Это процесс, который охватывает все сферы деятельности и жизни общества с целью подъема страны до уровня требований современности. Обязателен широкий фронт таких мер, так же как и движение по всему этому фронту. Однако представляется, что в силу сложившихся обстоятельств, в том числе мирового кризиса, первостепенное значение для России приобретает модернизация экономики. Такой вывод принципиален. В России появились публикации, авторы которых настаивают на том, что вначале нужно модернизировать государственные структуры и лишь потом приступать к модернизации экономики. Выдвигается даже идея слома сложившейся политической структуры как условие успешной модернизации экономики. Такие призывы к «революционным» преобразованиям властных структур, мягко говоря, контрпродуктивны, а по большому счету провокационны, так как содержат угрозу еще до начала модернизации (мы пока только говорим о ней) разделить российское общество, создать ситуацию, когда вообще будет не до модернизации. Прямо или косвенно способствовать этому могут только безответственные люди.

 Однако это отнюдь не означает, что модернизация экономики возможна вне процесса демократизации общества. Процесс этот многогранный. Но, очевидно, можно и нужно выделить из него самое главное для решения задач экономической модернизации России. Это главное — верховенство закона и независимое правосудие.

 Сегодня все — и руководители государства, и рядовые предприниматели — не отрицают, а, наоборот, настойчиво утверждают, что в посткризисный период у России должна быть новая экономическая модель. Ее создание, по сути, и есть модернизация экономики. Параметры новой модели на слуху: переход на инновационные рельсы и изменение структуры экономики. Естественно, что во время кризиса создать такую новую модель невозможно. Но вместе с тем именно в настоящее время следует обозначить не на словах, а на деле ее контуры, усиленно работать по ее построению.

 Не буду останавливаться на конкретных предложениях. Они были широко развернуты в Послании президента Дмитрия Медведева Федеральному Собранию и в речи, произнесенной председателем правительства Владимиром Путиным на съезде партии «Единая Россия». Затрону лишь несколько тем общего содержания. Прежде всего нужно понять, что может помешать успешному продвижению России к новой экономической модели. Такой помехой является инерционное мышление весьма влиятельных кругов, которые уповают на то, что основные импортеры нефти постепенно выходят из рецессии и цены на нефть удерживаются на достаточно высоком уровне. По их мнению, продолжение курса на преимущественную поддержку крупных сырьевых компаний воссоздаст благоприятную докризисную ситуацию, способствовавшую росту ВВП и благосостоянию населения в России.

 Такая линия предполагает экстраполяцию на будущее задач и целей докризисной экономической политики, что объективно приведет к превращению России в сырьевой придаток мировых держав не только «традиционных», но и Китая. Есть все основания считать: преобладающее большинство стран, охваченных кризисом, связывает его преодоление с выходом на более высокую ступень технико-технологического развития. И не только связывает, но и делает для этого очень многое. В новых условиях, сложившихся в связи с мировым кризисом, курс на возрождение экономической активности без учета ее качественной составляющей для России еще более неприемлем, чем раньше. Последствия такого статуса-кво для России пагубны и в экономической, и социальной, и политической областях.

 Вместе с тем в противодействии силам, которые не настроены на решительное продвижение России к новой экономической модели, следовало бы избежать ряда крайних выводов. Во-первых, представления о том, будто ориентир на новую экономическую модель предполагает разворот спиной к «столь уже облагодетельствованным» сырьевым компаниям. Мы еще очень долго будем зависеть от выплачиваемых ими налогов и других взносов, пополняющих бюджет. Поэтому увеличение объемов добычи сырья, сопровождаемое ростом эффективности и добычи, и переработки, и доли сырья с добавленной стоимостью в экспорте, — такие направления должны найти достойное место в новой экономической модели.

 Но и этого недостаточно. Существует прямая связь между сохранением и совершенствованием экспорта энергоносителей с необходимостью модернизации всей экономики. Россия резко отстала от очень многих стран в разработке и внедрении энергосберегающих технологий. На производство одной тонны стало у нас тратиться в 3 раза больше электроэнергии, чем в Бельгии, Франции, Италии, на производство одной тонны минеральных удобрений — в 6 раз больше, чем в арабских странах. Возникает реальная угроза того, что без перехода на инновационные рельсы резко сократится уже в обозримый период экспорт энергоносителей. Даже при увеличении добычи не хватит для экспорта ни нефти, ни газа. Конечно, большое значение имеет сбережение энергии за счет новых электролампочек, но оно мизерно по сравнению с потерями в промышленности.

 Во-вторых, неправильно представлять все проделанное в российской экономике до сегодняшнего дня в негативном плане, а такие мотивы уже начинают тиражироваться. Несмотря на имевшие место недостатки, российское руководство, начиная с конца девяностых годов прошлого века, сделало в целом немало в тяжелом противостоянии с псевдолибералами-монетаристами, которых вынес на гребень волны хаотичный переход России на рыночные рельсы в период с 1992 по 1998 год. Можно считать, что их деятельность в дальнейшем была ограничена. Вспомним, например, инициативу президента В.В. Путина, настоявшего на разделе Стабилизационного фонда на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. В результате вопреки планам правительственных финансистов часть полученных от экспорта нефти средств все-таки была предназначена не для складывания в кубышку, а для развития экономики и подъема уровня жизни населения. Ныне тоже просматривается линия председателя правительства на сдерживание тех, кто не прочь возвратиться к докризисной модели российской экономики. Как реакция на предложение минфина широко возобновить финансовые заимствования за рубежом на рыночной основе прозвучало предложение Путина создать внутренний механизм получения «длинных денег» российскими предпринимателями, используя с этой целью Пенсионный фонд и Фонд национального благосостояния. Наконец, не кто иной, как Путин, в описании антикризисных мер впервые выдвинул идею необходимости новой экономической модели для России. Нужно сказать, что представление, будто экономическое оздоровление России начинается с сегодняшнего дня, не способствует укреплению лидирующего «тандема», в чем заинтересованы те, кто действительно хочет перемен.

 В-третьих, в оценках осуществляемых антикризисных мер нельзя абстрагироваться от объективных трудностей и противоречий. Вполне понятно стремление и президента, и руководителя правительства сделать все, чтобы сохранить социальную направленность экономической политики, ограничить рост социальных и политических рисков. А это на практике ведет к тому, чтобы не допустить банкротства целого ряда не-эффективных предприятий, что само по себе противоречит интересам экономического прогресса. Социальная направленность антикризисных мер диктуется и общим положением — бедностью значительной части российского населения, поэтому невозможен отход от социальной ориентации антикризисных мер, которым некоторые экономисты противопоставляют правильный по сути, но неприемлемый в российских условиях отказ от поддержки правительством ряда экономически несостоятельных предприятий, особенно в моногородах.

 Особая роль государства

 Что может стимулировать бизнес работать в инновационном режиме? В развитых странах бизнес принуждает к этому конкуренция, которая слабо развита в нашем рыночном хозяйстве. Однако и у нас все зависит от того, почувствует ли предприниматель, что его прибыль непосредственно связана с постоянным совершенствованием производства в технико-технологическом плане. Такого чувства отнюдь не вызывало докризисное положение дел в российской экономике, где погоду делали крупные сырьевые компании, получавшие гарантированную прибыль за счет использования природной ренты.

 Переход на путь инновационной экономики возможен в России прежде всего при опоре на средние и малые предприятия. Одновременно следует, как это ни звучит парадоксально, оказать многостороннюю поддержку военно-промышленному комплексу, превращая его в один из важных рычагов инновационного развития всей экономики. Исторически сложилось так, что в советский период ВПК вобрал в себя наибольшую часть научно-технического потенциала страны. Этот потенциал далеко не полностью растрачен в современной России. Поставив его на службу модернизации экономики, следовало бы сделать технико-технологические достижения ВПК доступными для гражданского производства, естественно, не нанося ущерба секретности, необходимой при изготовлении вооружений. В США производством вооружений занимаются, как правило, компании, которые одновременно выпускают гражданскую продукцию, во всяком случае, продукцию двойного назначения. Это один из важных путей инновационного развития и для нас.

 В отсутствие должного уровня конкуренции, подталкивающей предпринимателей к инновациям, резко возрастает роль государства в качестве стимулятора научно-технического прогресса. Методы и меры такого стимулирования должны на данном этапе составить основную часть функции государства как регулятора экономики. Одним из наиболее эффективных механизмов стимулирования инновационных предприятий является дифференцированное снижение налогов, предоставление налоговых каникул, субсидирование процентных ставок на кредиты, используемые для приобретения новых технологий, патентов, лицензий и современного оборудования. В условиях кризиса такие решения принимаются сложно, но это необходимо делать.

 Российская действительность требует также, чтобы были предусмотрены меры по усилению государственного и общественного контроля за целевым характером и эффективностью преференций, предоставляемых тем компаниям, которые занимаются инновационной деятельностью. У нас хорошо в этом плане проявляет себя Счетная палата. Но нередко результаты ее расследований и аналитической работы уходят в песок.

 Особое значение имеет поддержка производителей, приобретающих новые технологии. В настоящее время 70 процентов наших предприятий почти всех отраслей предпочитают прочим видам инноваций лишь закупку машин и оборудования. Причем в большинстве случаев закупается по более низкой цене оборудование уже не сегодняшнего дня. Только чуть более 8 процентов заинтересованы в закупке лицензий и патентов. Нужно их поощрять в первую очередь.

 Вспомним, как быстрого роста достигли Япония, Южная Корея, а сегодня — Китай, Индия. Магистральным путем к этой цели были закупки лицензий, которые не просто реализовались, а становились базой для усовершенствования. Следует втягивать в организацию инновационного движения и сам бизнес. Торгово-промышленная палата России, например, предложила принять федеральный закон, который обязывал бы все без исключения компании направлять определенный процент от своих доходов (подчеркну — именно доходов, а не чистой прибыли) в общенациональный Фонд модернизации и технологического развития страны. Причем — и это очень важно — сумма отчислений в этот фонд уменьшалась бы на тот объем средств, который компания тратит на решение своих собственных инновационных проблем, включая расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Почему бы не наделить этот фонд многими функциями хорошо проявившего себя в советский период Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ)?

 Наряду с недостатком, связанным с приобретением предприятиями новых технологий, проявляется неумение превращать свой интеллектуальный потенциал в активы (лицензии, права интеллектуальной собственности и бренды). В широком плане — это недостаток, унаследованный еще с советских времен, когда путь от фундаментальных открытий через прикладную науку до имплементации в производство мы проходили в два-три раза дольше по времени, чем в США, ряде развитых европейских стран. Сохранение этого отставания в рыночных условиях подтолкнуло некоторых к мысли о необходимости коммерциализации главного центра фундаментальной науки — Российской академии наук. Хорошо, что такой порыв был вовремя остановлен. Без разработки фундаментальных научных дисциплин России будет уготовлена роль страны, получающей сугубо дозировано технико-технологические достижения из-за рубежа. Однако ставка на РАН, как на главный центр развития фундаментальной науки, отнюдь не противоречит необходимости совершенствования прикладной науки и, в конечном итоге, коммерциализации результатов работы ученых.

 Подталкивает к тому, чтобы активно использовать российский интеллектуальный потенциал и принятый закон, разрешающий высшим учебным заведениям создавать коммерческие структуры. Cледует, не откладывая в долгий ящик, разработать целый ряд нормативных актов, без которых закон будет действовать в явно недостаточных масштабах.

 Новые, нетрадиционные идеи нужны и для кадрового обеспечения модернизации и технологического развития страны. ТПП России предложила подумать, например, над тем, чтобы в каждом федеральном округе было создано не менее трех-пяти образовательных кластеров, основу которых составят высшие учебные заведения, получившие статус национальных исследовательских университетов. В состав кластеров могут войти также отраслевые вузы, средние специальные, профессионально-технические и наиболее успешные общеобразовательные учебные заведения. Это позволит повысить качество подготовки всех категорий специалистов, устранит диспропорцию между реальными потребностями региональных рынков труда и сложившейся структурой выпуска специалистов.

 Модернизация и демократия

 Президент Дмитрий Медведев в Послании Федеральному Собранию говорил о необходимости изменений в законодательстве и в государственном управлении, которые должны привести к серьезным позитивным сдвигам в российском правосудии. В этой связи многие подвергают острой критике искусственную криминализацию экономической деятельности в России. Основание для такой критики, несомненно, существует. Не случайно, например, что урегулирование ситуации вокруг предпринимателя Гуцериева, подвергнутого вначале судебному преследованию, было позитивно воспринято в кругах бизнеса.

 Однако нельзя допускать не только искусственную криминализацию, но и искусственную декриминализацию экономики. На слуху еще громко звучавшие в конце прошлого столетия заявления, что при создании первоначального капитала вообще не может быть никаких экономических преступлений. Противопоказано ослаблять внимание к реальной криминализации экономики и сегодня, особенно когда ее наиболее опасными проявлениями являются коррупционное «обслуживание» экономики чиновничеством, а также преступные действия самих предпринимателей — рейдерство, производство контрафактной и фальсифицированной продукции, уход от уплаты налогов, монополизация рынков и т.д.

 Успех модернизации экономики в России во многом завит от создания такой партийно-политической системы, которая помогала бы властям избегать ошибочных решений. Характерная черта такой системы — партийный плюрализм. Его нормальному развитию в России препятствуют два обстоятельства: жесткий контроль сверху, направляющий процессы партийного строительства, и административный ресурс, которым в несравнимо большей степени, чем другие партии, пользуется самая сильная из них «Единая Россия».

 На последнем ее съезде было провозглашено идеологическое кредо партии — «российский консерватизм». Судя по его трактовке, это понятие многоплановое: оно включает в себя не только консервативное отношение ко всему положительному в прошлом, но и социальную ориентацию, свойственную идеологии левого центра, и либерализм, который проповедуют «правые». Идеологическая всеядность «Единой России» на практике исключает партийный плюрализм в нашей стране в том понимании, которое он имеет, например, в Великобритании, Германии, Франции, других европейских странах, где избиратели отдают попеременно большинство голосов то правым центристам-консерваторам (к ним относятся и христианские демократы), то левым центристам (к которым принадлежат партии социал-демократического толка). При консерваторах у власти в Европе, да и в США, снижаются налоги, что способствует экономическому росту. Но одновременно с этим растет социальная дифференциация. На волне неприятия роста богатства на одном полюсе общества и бедности — на другом избиратели приводят к власти левоцентристские партии. При них начинают расти налоги, так как возрастают затраты на социальные нужды. Это способствует победе консервативных сил на выборах. Такой «маятник» попеременного нахождения у власти двух основных партийно-политических сил создает своеобразный механизм развития европейских стран, помогая избегать вредных крайностей на государственном уровне.

 Добавлю еще две констатации. Первая: «бренд» партии — постоянная величина, не изменяемая в зависимости от текущих задач развития общества. Его нельзя будет менять от случая к случаю. Если происходит изменение идеологического кредо, то это уже другая партия. Вторая констатация: создание моноцентристской партийно-государственной системы даже при наличии на политическом поле многих партий блокирует демократический процесс.

 Модернизация и внешняя политика

 Если мы должны заниматься внутренними делами — модернизацией, то не отодвигает ли это на второй план внешнюю политику? Вопрос не надуман. Подчас в российском обществе звучат голоса тех, кто настойчиво предлагает сначала выправить ситуацию внутри страны, а уж потом заниматься большой политикой в международных делах. С такой постановкой категорически не согласен. Внешнеполитический изоляционизм — это отказ от создания наиболее благоприятных внешних условий для модернизации экономики. И, конечно, эти условия гораздо шире, чем даже такое важнейшее дело, как обеспечение притока иностранных инвестиций, чем, безусловно, тоже должна заниматься дипломатическая служба.

 Достижением последних лет является возвращение Российской Федерации, задвинутой в первые годы ее существования, в число мировых держав. Нахождение на мировом Олимпе — не дань самолюбию или ура-патриотизму. И это не просто историческая традиция самого большого по территории государства в мире, к тому же расположенного на двух континентах — в Европе и Азии. Сегодня это необходимость не только для самой России, но и для нормального, позитивного развития всего мира. Россия — один из полюсов создаваемого многополярного мироустройства, без активного участия которого нельзя противостоять ни одному вызову, ни одной угрозе, нависшей над человечеством. Я имею в виду в первую очередь терроризм, распространение ядерного оружия, неурегулированность опасных региональных конфликтов.

 Становление многополярного мира предполагает многовекторность российской внешней политики. Но приоритетными ее направлениями являются европейские государства, США, Китай, Индия, страны СНГ. Это, естественно, не исключает внешнеполитическую и внешнеэкономическую активность России в направлении и других стран, но в силу многих причин развитие отношений с названными государствами и объединениями создает устойчивый каркас, способный в первую очередь обеспечить комплекс национальных интересов России.

 Становление многополярного мироустройства пришло на смену двухполярному миру времен «холодной войны». Переход к многоцентризму происходил не плавно, а в противодействии тем кругам в США, которые, взяв на вооружение идеологию неоконсерваторов, пытались вести дело к однополярному миру. В период администрации Буша-младшего тяга к установлению гегемонии США достигла своей кульминации. В этот же период проявилась полная несостоятельность американской доктрины унилатерализма, провозглашавшей способность США в одиночку и сугубо в своих интересах решать международные проблемы и в Ираке, и в Афганистане, и в отношении Ирана и Северной Кореи, и ближневосточного урегулирования.

 Движение в пользу модернизации в России совпало по времени с приходом к власти в США новой администрации президента Барака Обамы. В ряде случаев он продемонстрировал нежелание следовать курсом своего предшественника. Это проявилось и в призыве к «перезагрузке» отношений США с Россией. Конечно, в Соединенных Штатах есть достаточно серьезные силы, которые противятся этому, продолжая стремиться к навязыванию всему миру порядков, выгодных США. Однако даже учитывая наличие таких сил, Россия может воспользоваться перспективой развития нормальных отношений с Соединенными Штатами, которым не помешал мировой кризис оставаться самой сильной в экономическом, военном плане страной в мире, основным центром технико-технологического прогресса. Ориентации России на здоровые, взаимовыгодные связи с США не только не препятствует, но, наоборот, способствует многовекторность нашей внешней политики.

 Перевод российской экономики на новую модель развития совпадает по времени с еще одним важнейшим процессом — достигнуто соглашение о Таможенном союзе России, Белоруссии и Казахстана. Обозначились еще две страны СНГ, объявившие о своем желании вступить в переговоры с целью присоединения к создаваемую союзу, — Киргизия и Таджикистан. Если будут реализованы достигнутые договоренности, то наступит качественный момент в развитии Содружества. В случае успеха Таможенного союза просматривается перспектива создания единого экономического пространства для целого ряда государств СНГ. При правильном учете такой перспективы планы модернизации российской экономики получат еще одно обоснование своей необходимости и еще одно важное условие для обеспечения успеха.

 Модернизация экономики открывает перед нашей страной широкие горизонты. От нас, работающих на различных поприщах, зависит успех провозглашенного курса, который должен обрасти реальными делами.