Газета «Советская Россия»: Кого сегодня считать пролетарием?

 Публицист Александр Фролов рассуждает в газете «Советская Россия» о классовом построении общества.
 В ЭТОМ отношении крайне интересен и поучителен состоявшийся в ходе разработки первой Программы РСДРП диалог Ленина с Плехановым, в котором различие марксистских и народнических воззрений выступило особенно резко. Хотя Плеханов и утверждал, что именно он есть ортодоксальный марксист, а Ленин – всего лишь недоучившийся марксизму народник, текст их переписки свидетельствует об обратном.
 Плеханов: Растет недовольство трудящейся и эксплуатируемой массы.
 Ленин: Это верно, но недовольство пролетариата и недовольство мелкого производителя совершенно неправильно отождествлять. Недовольство мелкого производителя очень часто порождает стремление отстоять свое существование как мелкого собственника, т. е. отстоять основы современного порядка и даже повернуть его назад.
 Плеханов: Обостряется ее (трудящейся и эксплуатируемой массы. – А.Ф.) борьба, и прежде всего борьба ее передового представителя – пролетариата.
 Ленин: Обострение борьбы, конечно, идет и у мелкого производителя. Но его «борьба» очень часто направляется против пролетариата, ибо самое положение мелкого производителя очень во многом резко противополагает его интересы интересам пролетариата. «Передовым представителем» мелкой буржуазии пролетариат вовсе не является, вообще говоря. Если это и бывает, то лишь тогда, когда мелкий производитель сознает неизбежность своей гибели, когда он «покидает свою точку зрения и переходит на точку зрения пролетариата». Передовым же представителем современного мелкого производителя, еще не покинувшего «своей точки зрения», является очень часто антисемит и аграрий, националист и народник, социал-реформатор и «критик марксизма».
 Плеханов: Международная социал-демократия стоит во главе освободительного движения трудящейся и эксплуатируемой массы.
 Ленин: Вовсе нет. Она стоит во главе только рабочего класса, только рабочего движения, и если к этому классу примыкают другие элементы, то это именно элементы, а не классы. И примыкают они вполне и всецело только тогда, когда они «покидают свою собственную точку зрения».
 Ясно видно, что политическая и экономическая позиция большинства современной левой оппозиции, выступающей под лозунгом «Вся власть – трудовому народу!», словесно более близка к точке зрения Георгия Валентиновича, чем к точке зрения Владимира Ильича. Но только словесно. На практике же большевизм оказался значительно ближе к народу, чем меньшевизм. Именно Ленин разработал и реализовал революционную тактику союза пролетариата с крестьянством, в то время как Плеханов настаивал на союзе с либеральной буржуазией, считая союз с крестьянством реакционной утопией.
 Разъясняя суть различия «двух тактик социал-демократии в демократической революции», Ленин писал в одноименной книге: «Социал-демократия боролась и борется с полным правом против буржуазно-демократического злоупотребления словом народ. Она требует, чтобы этим словом не прикрывалось непонимание классовых антагонизмов внутри народа. Она настаивает безусловно на необходимости полной классовой самостоятельности партии пролетариата. Но она разлагает народ на «классы» не для того, чтобы передовой класс замыкался в себе, ограничивал себя узенькой меркой, кастрировал свою деятельность соображениями, как бы не отшатнулись экономические владыки мира, а для того, чтобы передовой класс, не страдая от половинчатости, неустойчивости, нерешительности промежуточных классов, тем с большей энергией, тем с большим энтузиазмом боролся за дело всего народа, во главе всего народа».
 Обратим особое внимание на термин «промежуточные классы». Относительно этой категории в оппозиционных кругах до сих пор царит большая неразбериха. Ссылаясь на достижения НТР, многие говорят о том, что выделение пролетариата из общей массы трудящихся давно устарело. Например, подвергается сомнению причисление к мелкой буржуазии всех, у кого есть собственные средства производства, независимо от того, осуществляют они эксплуатацию наемных работников или нет. Возьмем компьютер – тоже средство производства, так что же, всех инженеров и ученых, у кого есть собственный компьютер, причислять к мелкой буржуазии? Отсюда делается вывод, что сегодня всякий, работающий дома за компьютером и продающий свои умственные или культурные, духовные услуги юридическим или физически лицам, – тоже пролетариат, поскольку не пользуется наемом рабочей силы.
 Марксизм придерживается той позиции, что объединять «всех трудящихся» по признаку ненайма ими рабочей силы, не замечая при этом их коренного различия по признаку отношения к средствам производства и продукту своего труда, – это позиция мелкобуржуазного социализма. Дело не только и не столько в собственном компьютере. Если программист сразу является собственником своего продукта, то он не пролетарий, а индивидуальный товаропроизводитель, ничем экономически не отличающийся от «некооперированного кустаря», то есть мелкий буржуа. Программист становится пролетарием только в том случае, если он продает свою рабочую силу нанимателю, в собственность которого автоматически обращается произведенный им продукт. Точно так же и невладение средствами производства не дает еще прямых оснований для зачисления данной категории трудящихся в пролетариат.
 РАЗУМЕЕТСЯ, не может быть никаких споров о том, что облик рабочего класса очень изменился за прошедшие сто лет. Изменился прежде всего технологический уклад. В общем объеме производительного труда гигантски выросла доля умственного труда. С точки зрения производства происходит стирание существенной грани между физическим и умственным трудом. Выросла и доля труда, производящего услуги. Все это так. Но неизменными остались коренные признаки, отличающие трудящихся от эксплуататоров, пролетарские слои трудящихся – от непролетарских. Дифференциация требует применения такой ключевой категории марксистской политэкономии, как «производительный труд». Во избежание всяких дальнейших недоразумений подчеркиваю, что здесь и далее понятие «производительный труд» используется исключительно в том смысле, в каком употреблял его Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» (четвертом томе «Капитала»). Всякий труд во все времена производит какую-нибудь потребительную стоимость и является «общественно-полезным». Но не всякий общественно-полезный труд является «производительным» в пределах капиталистической формации. С точки зрения капитализма производителен только труд, производящий прибавочную стоимость.
 Исходя из этих положений, попробуем предельно абстрактно и схематично выстроить классификацию трудящихся классов и слоев, существующих в любом капиталистическом обществе. Эта схема относится только к сфере производства и только к «чистому» капитализму. Переходные социальные звенья и слои между основными классами, естественно, существуют, подразумеваются, но в схему не включаются.
 Социальная матрица капиталистического общества имеет кольцеобразную форму. На диаметрально противоположных сторонах этого кольца находятся капиталисты и пролетарии, отделенные друг от друга, если «крутить» в одну сторону, слоем мелкой буржуазии, а если в другую – слоем служащих. В свою очередь как мелкие буржуа, так и служащие одним своим флангом соприкасаются с пролетариатом, а другим – буржуазией.
 Пролетарий есть наемный работник, чей труд производит новую стоимость, состоящую из стоимости его рабочей силы и прибавочной стоимости. Его доход есть зарплата, то есть доля во вновь произведенной стоимости, остающаяся после вычета из нее прибавочной стоимости.
Мелкий буржуа есть собственники средств производства, не пользующийся наемной рабочей силой, работающий на рынок. Он присваивает всю вновь произведенную стоимость, но в силу низкой производительности труда живет нередко хуже пролетария.
 Служащие являются наемными работниками, продающими свою рабочую силу капиталисту, но не создающими новую стоимость. Труд служащего лишь переносит стоимость его рабочей силы на продукт, в создании которого он участвует, но прибавочной стоимости он не создает. Поскольку современное Российское государство также является капиталистом, то государственные служащие не отличаются по своему социально-экономическому положению от служащих капиталистических предприятий. Вместе с тем служащие у капиталистов («офисный планктон») по своей психологии ближе к буржуазии, ибо стоят вместе с ней по одну сторону баррикады. Служащий есть наемный работник, чей труд не производит новую стоимость, а лишь создает ему право на получение некоторой его доли. Его доход есть некоторая доля произведенной пролетарием прибавочной стоимости. Поэтому служащий является косвенным капиталистом, дольщиком капиталиста.
 Таким образом, социально-экономическое положение рабочего класса при капитализме (именно при капитализме, и это следует особо подчеркнуть!) тоже в известной мере промежуточно. У него есть общие признаки как с мелкими буржуа (один признак), так и со служащими (два признака). В то же время у мелкой буржуазии и служащих общие объективные экономические признаки отсутствуют. В силу этого именно пролетариат вне зависимости от своей численности объективно является социально-экономическим ядром трудового народа.
 Повторяю, это только общая матрица, клетки в которой могут занимать самые разные категории трудящихся, самые разные специализации и профессии. Перемены в профессиональном составе трудящихся и перемены в их классовом составе – далеко не одно и то же. Можно не менять профессию, но при этом менять свою классовую принадлежность. Врач или учитель могут оставаться врачом и учителем, но при этом превращаться из служащего в мелкого предпринимателя, в крупного предпринимателя, в пролетария и обратно.
 ПОПРОБУЕМ рассмотреть, значима ли эта матрица для разных периодов истории капиталистической России. Как это ни удивительно, но наиболее яркую и доходчивую характеристику социального и политического значения рабочего класса России начала XX века я обнаружил в записках не кого иного, как… жандармского полковника Зубатова – основоположника «полицейского социализма»:
 «Рабочий класс – коллектив такой мощности, каким в качестве боевого средства революционеры не располагали ни во времена декабристов, ни в период хождения в народ, ни в моменты массовых студенческих выступлений. Чисто количественная его величина усугублялась в своем значении тем обстоятельством, что в его руках обреталась вся техника страны, а он, все более объединяемый самим процессом производства, опирался внизу на крестьянство, к сынам которого принадлежал; вверху же, нуждаясь в требуемых знаниях по специальности, необходимо соприкасался с интеллигентным слоем населения. Будучи разъярен социалистической пропагандой и революционной агитацией в направлении уничтожения существующего государственного и общественного строя, коллектив этот неминуемо мог оказаться серьезнейшей угрозой для существования порядка вещей».
 Полковник недаром внимательно штудировал «Капитал» Маркса – данная Зубатовым характеристика общественного потенциала промышленного пролетариата безупречна для того времени. Рабочий класс силен своим центральным положением в рядах трудового народа, своими социальными связями – снизу и сверху. Но то, что является фактором его силы, может одновременно стать и фактором слабости. Упомянутые связи являются одновременно и каналами мелкобуржуазного (крестьянского) и либерально-буржуазного (интеллигентского) влияния на пролетариат.
 Это, увы, подтвердилось событиями новейшей российской истории. Некоторые профессии очень тесно, практически неразрывно, связаны с классовым положением работника. Например, слесарь-сборщик на конвейерном производстве, пока он не поменяет профессии и специализации, остается в рядах промышленного пролетариата. А вот если взять слесаря-сантехника из ЖЭКа, то он и в период самого «развитого социализма» был в массе своей не только рабочим, а наполовину мелким предпринимателем – «Афоней» из одноименного кинофильма. Возьмем транспорт. Машинист метро – рабочий, а водитель советского таксопарка – явный «Афоня», что ныне и подтверждено. Стремление во что бы то ни стало обобществить всех «Афонь», невзирая на характер их производства, ни к чему хорошему не привело. Сталин понимал эту проблему, и поэтому при Сталине не только сельские, но и городские производственные артели были широко распространены. Хрущев этого не понимал и всеми силами ликвидировал артельные формы производства.
 Степень реального обобществления труда, а по сути – степень зрелости социализма измеряется возможностью обратного превращения рабочего в индивидуального ремесленника. Эта возможность ограничивается степенью реального подчинения труда капиталу – экономического явления, впервые открытым и определенным Марксом. «Если первоначально рабочий продает свою рабочую силу капиталу потому, что у него нет материальных средств для производства товара, то теперь сама его индивидуальная рабочая сила не может быть использована до тех пор, пока она не запродана капиталу. Она способна функционировать лишь в связи с другими, а эта связь осуществляется лишь после продажи, в мастерской капиталиста. Ставший неспособным делать что-либо самостоятельное, мануфактурный рабочий развивает производительную деятельность уже только как принадлежность мастерской капиталиста. Как на челе избранного народа было начертано, что он – собственность Иеговы, точно так же на мануфактурного рабочего разделение труда накладывает печать собственности капитала» (т. 23, с. 373).
 ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО в последней трети прошлого века научно-технический прогресс понизил удельный вес сферы технологического подчинения труда капиталу. Возникла масса новых специализаций и профессий, позволяющих трудиться индивидуально. Уже в середине 80-х годов прошлого века общая стоимость программного продукта (software) превысила стоимость вещественного продукта (hardware). Возросла и доля услуг, достигнув в самых развитых капстранах трех четвертей ВВП. А услуги – тоже могут производиться индивидуально. Соответственно меняется и понятие реального обобществления производства, а вслед за ним – «обязано» измениться и понятие социалистического (социализированного) производства.
 Вместе с тем современный капитализм многократно усиливает другие формы реального подчинения труда капиталу. Даже работая индивидуально, мелкий товаропроизводитель остается встроенным в систему разделения труда, выскочить из которой он не может. Попадает во все более усиливающуюся финансовую зависимость от крупного банковского капитала. Опутанный сетью долгов, он становится фактическим рабом финансового капитала. Это отмечал еще Маркс в отношении французкого мелкого крестьянства середины XIX века. С тех пор степень закабаления, фактической пролетаризации мелкого товаропроизводителя только возросла. Мелкие и мельчайшие предприятия являются придатками крупных производств. В крупных масштабах возрождено то, что классики называли «капиталистической работой на дому». Но если сто лет назад фабричное производство впитывало, втягивало в себя надомников, то сегодня оно, наоборот, их из себя выделяет. Зачатки этого процесса также была отмечены Лениным в десятых годах прошлого века. Развитие крупной автомобильной промышленности порождает разветвленную сеть мелких, преимущественно индивидуальных, мастерских по ремонту и обслуживанию автомобилей. Концентрация производства сопровождается дроблением и технологической децентрализацией периферии.
 Да, Ленин писал, что при социализме «все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы». Но одновременно он подчеркивал, что эта фабричная дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед.
 Но, возведенная по многим конкретно-историческим причинам в «абсолютный идеал», эта основанная на фабричной дисциплине социалистическая организация производства превратилась в тормоз развития производительных сил. Начался процесс нового классообразования, соответствующего новым технологическим укладам. Единый массив «социалистических трудящихся» выделил из себя «вниз» – «кустарей» физического труда, которые еще не доросли до фабричной организации, и «вверх» – «кустарей» умственного труда, которые уже ее переросли. В итоге нижний слой слился с мелкой буржуазией, а верхний слой в большом количестве просто эмигрировал.
 ВОЗМОЖНО, существует «закон»: степень огосударствления – формального обобществления труда – не должна превышать степень реального обобществления труда. На бытовом языке это означает: если некоторые профессии позволяют людям трудиться в одиночку или небольшой артелью, то и пусть трудятся. Государство не должно содержать всех этих «Афонь» на зарплате и соцстрахе. Ведь если посмотришь с холодным вниманием вокруг, то и коллектив моей родной газеты «Советская Россия» есть не что иное, как артель «слесарей-интеллигентов». И, действительно, кто мы на самом деле? Наемные работники? Ни в коем случае, хотя наша литературная продукция лично нам не принадлежит, а становится собственностью коллектива. Нанимателя-эксплуататора у сотрудников и авторов газеты тоже нет. Тогда, может быть, мы литературные кустари-одиночки? Еще меньше похоже на правду. Скорее всего, мы «цивилизованные кооператоры» – члены артели, народного предприятия, работающего на газетный рынок. Но, работая на рынок, невозможно быть экономически независимым. Поэтому в этой ипостаси мы являемся «коллективным пролетарием», производящим прибавочную стоимость, присваиваемую издателями и распространителями газеты. Это, кстати, характеризует положение «народных предприятий» при капитализме, воспеваемых современной социал-демократией и ее отечественными последователями. Да, возможно, это и «островки социализма», но в общей системе капиталистического производства они остаются «коллективными пролетариями» – неотъемлемой частью трудящегося и эксплуатируемого народа. Короче говоря, мы имеем полное право говорить от имени пролетариата.
————————-
 Резюмируя все вышесказанное, можно сделать вывод: капиталистическая кабала пролетария и капиталистическая кабала мелкого производителя – разные вещи. С одной стороны, это сближает, а с другой – разъединяет эти части трудового народа. Отсюда вопрос: какова может быть искомая власть трудового народа, не развалится ли она на следующий же день после ее завоевания? Один из читателей нашей газеты так прямо и высказался: «Лозунг «Власть – трудовому народу!» – утопический и вредный, ибо он не конкретен и расплывчат. Ибо понятие трудовой народ включает в себя всех, кто так или иначе трудится. Но трудится и капиталист, и помещик, и банкир, и политик. И они также имеют полное право называть себя частью трудового народа»… Мы только что постарались уяснить себе, что относительно капиталистов и помещиков это не так. Тем не менее вопрос остается, и, надеюсь, мы к нему еще вернемся.
Александр ФРОЛОВ.