Страницы истории. Бородино — поле русской славы
Продолжаем цикл публикаций об Отечественной войне 1812 года, начатый в номере «Правды» от 22—25 июня. Ровно двести лет назад на Бородинском поле, в самом центре необъятной России, сошлись две сильнейшие в мире армии. Одна сражалась за свою землю, другая пришла сюда издалека — в погоне за славой и наживой. К Бородинскому полю русские войска пришли не победным маршем. Летом 1812 года над Россией нависло чёрное солнце Аустерлица, предвещавшее новую грандиозную победу Наполеона. Два месяца отступлений, горящие сёла и города, тысячи беженцев. Наконец, тысячи раненых, оставленных французу, — такова была трагедия Смоленска. Но русская армия мужественно сопротивлялась наступающему врагу.
Два полководца
Багратион был вынужден подчиняться Барклаю как военному министру. Пожалуй, никогда в истории русской армии подчинённый не относился к командующему с таким презрением. «Подлец, мерзавец, тварь Барклай» — так ласково называл военного министра любимый ученик Суворова.
Фортуна отвернулась от Багратиона: в то время император относился к нему с предубеждением, все спорные ситуации он трактовал не в его пользу. Любимая сестра Александра — великая княгиня Екатерина Павловна — и до, и после замужества была влюблена в Багратиона (кстати, её муж — принц Ольденбургский — уйдёт из жизни почти одновременно с Багратионом). Государя это раздражало. Грузинского князя, у которого в Петербурге было немало поклонников, но не меньше и врагов, отдалили от двора. Но, конечно, одним этим всего не объяснишь… Император писал Екатерине Павловне: «Убеждение заставило меня назначить Барклая командующим 1-й армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот, в деле стратегии, о которой тот не имеет никакого понятия».
Багратион олицетворял главное оружие русской ар-мии — прорывную мощь смелого штыкового удара. Он не мог привыкнуть к поражениям, не желал мириться с тем, что есть в мире сила, опасная для русского воинства. Подчас он позволял себе шапкозакидательские настроения — возможно, в педагогических целях, чтобы офицеры не боялись французов.
Сила Барклая — в умении осторожно и смиренно нести крест оборонительной войны против превосходящих сил противника. Он не сомневался: в генеральном сражении Наполеон оставит Россию без армии, а это — позорный финал войны.
Слабость Багратиона была в том, что он упрямо отвергал план оборонительной войны, противился ему, не подчинялся дисциплине. А сила — в той победоносной уверенности, которую князь вселял в солдат. Представим себе логику Багратиона… Русским ли бояться генеральных сражений? Князь Пётр Иванович хорошенько запомнил Итальянскую кампанию 1799-го, когда Суворов за три месяца выполнил боевую задачу, в трёх генеральных сражениях разгромив французские армии. Это — его молодость, его слава. Разве русские тогда уклонялись от битв? И это — в далёкой Италии. А на родине, где каждый холм нам в подмогу, из-за Барклая русские войска отступают, отдавая врагу губернии и города. Смоленск — ключ к Москве. Отступим — и подпустим врага к воротам Белокаменной. В этой ситуации Багратион не мог не увидеть предательства, преступного попустительства врагу. План «скифской войны» и на бумаге был ему противен, а уж в реальности, когда французы устраивали конюшни в русских храмах…
Наполеон искусно создавал численное превосходство на пунктах атаки. Действовал быстро, перегонял противника. В первый месяц войны ему удалось создать численное преимущество по двум направлениям, по которым его войска преследовали две русские армии. Русские искусно маневрировали, уклоняясь от большой схватки с превосходящими силами противника.
Смоленск
Казалось, что в воронку смоленского сражения втянута едва ли не вся русская армия. Вот она, победа Наполеона, вот второй Аустерлиц! Войска Раевского, Дохтурова — генералов армии Багратиона — оборонялись героически. И в рядах «Великой армии» Наполеона погибших было больше, но Барклай снова уклонился от большого сражения. Отступать!
Французам открыли путь к Москве — а значит, именно уклонение от генерального сражения было задачей Барклая на всю кампанию. По логике Барклая, Смоленск не стал катастрофой: урон французам нанесён, проблемы со снабжением «Великой армии» гарантированы. Русская армия тоже несла потери, но, по логике барклаевской оборонительной войны, она выполнила главную задачу: избежала крупномасштабной битвы и сохранила боеспособность. Но — жертвы. Но — осквернённые святыни. Тысячи раненых достались врагу и погибли, когда Смоленск запылал. Трудно было смириться с этим народу, когда и церковь, и власти старались пробудить патриотизм, настроить на священную войну против «безбожного Бонапартия».
Как остроумно заметил академик Тарле, Барклай и Кутузов не желали генерального сражения, потому что Наполеон к нему рьяно стремился…
После Смоленска никто не ликовал, война перешла в стадию тупика. Французские военачальники растерялись в огромной, почти безлюдной стране, в которой земля горит под ногами, в которой пылают и магазейны и звучит как эхо: «Не доставайся злодею!»
А вот вам легенда про человеческую опрометчивость. Когда французы заняли Смоленск, Наполеон бросил шпагу на стол и провозгласил: «Кампания 1812 года закончена!»
Пришёл Кутузов бить французов
Русским армиям был необходим главнокомандующий, который бы притушил конфликт Барклая и Багратиона. Назначение Кутузова горячо приветствовал, кажется, весь Петербург.
Кутузов был правой рукой Суворова во время штурма Измаила. Кутузов командовал русскими войсками в 1805 году, и это была трагическая для России кампания. Кутузов совсем недавно разбил турок при Рущуке. «Умён, умён! Хитёр, хитёр! Его и де Рибас не обманет!» — говаривал про Кутузова Суворов. «Старым лисом Севера» почтительно величал его Наполеон. Бесстрашный солдат, которого не останавливали ранения, с годами он превратился в осторожного, стратегически мыслящего полководца, который не терпел риска и хитрый манёвр предпочитал скоростным действиям. Под давлением патриотически настроенного столичного дворянства Александр присваивает Кутузову титул светлейшего князя и вскоре назначает его главнокомандующим в действующую армию.
17 августа (по старому стилю) М.И. Кутузов прибыл в село Царёво Займище на позицию, избранную Барклаем для генерального сражения, и принял командование русской армией. Армия с восторгом встретила старого героя, хотя Багратион и Барклай — каждый на свой лад — критиковали новоявленного князя.
«Кутузов приехал! …солдаты, офицеры, генералы — все в восхищении. Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством», — вспоминала об этом дне Надежда Дурова, легендарная кавалерист-девица.
Когда тучный седой генерал верхом выехал к армии, над его головой пролетел орёл. Кутузов обнажил голову и поприветствовал воинственную птицу. «Ура!» — грянуло до самого неба. Армия увидела в орлином полёте предзнаменование победы.
Не успел этот сюжет попасть в газеты, а Державин уже написал оду «На парение орла»:
Мужайся, бодрствуй, князь Кутузов!
Коль над тобой был зрим орел, —
Ты, верно, победишь французов
И, Россов защитя предел,
Спасёшь от уз и всю вселенну…
Всё-таки некоторые рифмы история как будто заранее, ещё до великих свершений, выводит золотом по граниту: «Полтава — слава», «Кутузов — французов»…
Кутузов умел воодушевить армию, подчас прибегая и к лукавству. «С такими молодцами — и отступать?!» — громогласно воскликнул он, зная, что великое отступление только началось и армию ещё предстоит приучить к невыносимой мысли — к необходимости сдачи Москвы.
Михаил Илларионович следовал ещё более радикальному плану отступления, чем предложения Барклая. России нужно было несколько месяцев, чтобы собрать резервы, чтобы организовать сопротивление в растянутом тылу Наполеона, чтобы отрезать «Великую армию» от снабжения. Огромный пустой город мог бы стать капканом для двунадесяти языков. Но сдать Москву без сражения Кутузов не мог. Это был бы убийственный моральный удар, после которого армия разуверилась бы в собственных силах. Это — поражение. Генеральное сражение неизбежно. Кутузов понимал, что оно не остановит Наполеона — его остановят болезни и голод. Но битва должна была максимально ослабить врага.
Приободрив армию, Кутузов приказал отступать дальше, на восток, но он не скрывал, что ищет удобную позицию для генерального сражения и пытается укрепить армию резервами и ополчением. С Кутузовым и отступать было веселее.
Недаром помнит вся Россия…
«И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле» — с этого стихотворения Лермонтова многие из нас начинали знакомство с русской литературой. Бородино! Здесь располагалось именьице полковника Дениса Давыдова, доставшееся ему по наследству. О Денисе Васильевиче мы вспомнили не случайно. В дни отступления именно он предложил генералу Багратиону план партизанской войны, поддержанный и Кутузовым. Он понимал, что нужно использовать продвижение Наполеона вглубь России и бить по тылам, отрезая вражескую армию от обозов. Давыдов верил в массовое патриотическое движение, он знал, что многие крестьяне отступают вместе с армией, не желая оказаться под властью захватчиков.
И Кутузов, приняв командование, без промедления обратился к русским беженцам с оккупированных территорий и к будущим партизанам: «В самых лютейших бедствиях показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами… Враг мог разрушить стены ваши, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших».
И вот — Бородино. Кутузов знал: на такое сражение можно пойти лишь раз в жизни. Россия беспрестанно воевала несколько веков, но таких сражений не видывала. Наполеон готов был бросить в бой 135 тысяч солдат. Под рукой у Кутузова было 103 тысячи регулярных войск, 7 тысяч казаков и более 10 тысяч ополченцев. Если упомянули русских ополченцев, не забудем и про наполеоновских нонкомбатантов. Это вспомогательные войска, обслуживающие армию, вооружённые на уровне наших ополченцев. Кроме численного превосходства, Наполеон обладал и более опытной армией. Ему удавалось сохранять в сражениях испытанных ветеранов: первыми он бросал в бой поляков и немцев.
Всё более важным фактором победы становился артиллерийский огонь. В русской армии орудий было несколько больше, чем у противника: 624 против 587. Но ещё важнее пушек — боевой дух, патриотический заряд армии, готовность к самопожертвованию. «Умрёмте ж под Москвой!»
Прав был Коленкур — дальновидный французский дипломат, хорошо знавший Россию. Накануне войны он предупреждал своего императора: «Упрямая гордость русских не примирится с порабощением». И в армии, которая остановилась у Бородино, царила решимость: погибнуть, но не пропустить врага! Для разговора с солдатами Симбирского пехотного полка Кутузов — старый, израненный генерал — нашёл простые и точные слова: «Вам придётся защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблён в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас».
Войска расположились на славном поле. В центре и на правом фланге — 1-я армия Барклая, на левом фланге — 2-я армия Багратиона.
Был у Кутузова план: возле деревни Утицы поставить скрытно корпус генерала Тучкова и ополченцев. Если бы Наполеону удалось пробить фронт 2-й армии (а Кутузов предполагал, что на левом фланге французы создадут преимущество для прорыва), то Тучков неожиданно ударил бы во фланг и в тыл противника. Но, как вспоминает участник сражения Фёдор Глинка, по вине начальника штаба генерала Беннигсена эта затея не удалась. Части Тучкова выдвинули вперёд — и ни курган, ни лес не скрывали их…
26 августа (по старому стилю) на рассвете французы атаковали село Бородино, в жарком бою им удалось занять его, но переправиться через реку Колочу они не смогли. В то же время Наполеон бросил на армию Багратиона крупные силы: корпус Даву и кавалерию Мюрата. Жаркая схватка завязалась за русские укрепления — флеши. Первоначально Багратионовы флеши защищали 8 тысяч солдат при 40 орудиях. Противник стянул туда 25 тысяч солдат и 100 пушек… Первую атаку русские отбили. Наполеон укрепил атаку корпусом Нея. Невиданная битва — по количеству войск и орудий — завязалась на этом участке Бородинского поля.
Второй «горячей точкой» сражения стала батарея Раевского. Отдадим должное подвигу генерала Ермолова: когда умолкла артиллерия Раевского и батарею занял враг, мужественный генерал повёл егерей в штыковую атаку и потеснил французов.
Желая сковать Наполеона и отвлечь его от атаки на флеши, Кутузов отправил в рейд кавалерийский корпус Уварова и казаков атамана Платова. Появление русской конницы в собственном тылу отбило у Наполеона охоту бросить в бой гвардию. Он предпочёл поостеречься. Казаки вернулись из рейда с пленными, но Кутузов был не слишком доволен действиями Платова. Он вообще недооценивал атамана — суворовского любимца. К концу сражения Кутузова всё сильнее заботил снарядный голод. Испытывал трудности с боеприпасами и Наполеон.
Заслуживает уважения не только стратегическая мудрость Кутузова, но и его хладнокровие в день Бородинского сражения. Кто ещё из полководцев того времени был способен спокойно отвечать на все действия Наполеона, который по-суворовски умел обгонять противника?
Продолжалась кровавая битва вокруг флешей. Вот уж где смешались кони и люди, штыки и пушки… Смертельно раненный Багратион впервые в жизни покинул поле боя, аплодируя атаке французских гренадеров, которые непреклонно шли вперёд, не кланяясь картечи. Но в храбрости русские превзошли противника: пробивались штыками в дыму, не считаясь с численным превосходством врага. Командование у Багратиона принял другой храбрец суворовской выучки — генерал Дохтуров. К ночи войска вернулись на исходные позиции. Между ними пролегло выжженное поле, усеянное телами героев. Две армии потеряли на Бородинском поле около 100 тысяч человек убитыми и ранеными. Кутузов понимал: несмотря на нерасторопность московского генерал-губернатора Ростопчина, русская армия получит подкрепление, мало-помалу наладит снабжение армии продовольствием, лошадьми, боеприпасами. А силы Наполеона после Бородино будут надломлены до конца кампании, до изгнания из России.
Император воспринял донесение Кутузова о Бородинском сражении как победное и произвёл полководца в фельдмаршалы.
Прав был один из главных героев битвы — генерал Ермолов: «Под Бородино французская армия расшиблась о русскую». Прошло ещё два года сражений, Наполеон дважды потерял Францию. И на острове Святой Елены, в изгнании, перелистывая в памяти свою жизнь, он скажет: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нём показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».
О том, что случилось после великой битвы, — наш следующий рассказ.
Русский солдат на Бородинском поле обескровил грозного захватчика. Как бы ни сложилась кампания после Бородинского дня, Наполеон уже не имел возможности покорить Россию.
Слава героям Бородино — павшим на поле славы, израненным и невредимым, которые ещё дойдут до Парижа. Будем помнить о них. И постараемся, чтобы нам не было стыдно вспоминать о подвигах прадедов. Будем достойны воинских традиций нашей державы.