Власти нечего противопоставить стихийно возникающим проявлениями русского национального самосознания, кроме ансамблей песни и пляски
В Газета.Ru опубликован любопытный комментарий по поводу идей, высказанных президентом на совещании в Горках с парламентскими лидерами. Что нужно сделать, чтобы русский народ не бегал за сопредельными нациями с монтировкой? По версии Медведева — способствовать развитию фольклора и музыки. В общем, спасение в Надежде Бабкиной, этнографических группах, ансамблях всевозможных. При этом автор комментария сразу выделяет принципиальное отличие позиции по русскому вопросу у Медведева и Зюганова: неправильно понял посыл встречи президента с парламентариями лидер КПРФ Г. А. Зюганов, настаивающий на том, чтобы русские были признаны государствообразующей нацией.
Медведеву на самом деле нелегко. В чем суть проблемы? Среда крупных и некрупных российских и мировых городов интернационализируется. Потоки миграции растут. Останавливаться этот поток не будет. Коренное население отвечает на второе великое переселение народов в лучшем случае глухим ворчанием, в худшем — массовыми проявлениями национальной нетерпимости. Это объективно ключевой вызов нового времени, в том числе вызов действующей власти, которая вот уже который год безуспешно пытается оседлать националистическую волну, без особого, впрочем, успеха, потому что она плохо поддается контролю.
Автор комментария, конечно же, сразу попытался повторить любимые либералами песни про несущсетвующий «русский фашизм»: «Созрели предпосылки для того, чтобы респектабельный русский национализм, в своей массовой ипостаси превращающийся в русский фашизм («Россия для русских», лозунг маньчжурских русских нацистов «Слава России!» и проч.), становился политической и даже электорально привлекательной силой».
Причины использования этого старого либерального ярлыка, становятся понятными из следующего признания автора комментария: «национализм превращается в «разделяемую ценность».
Как с присущей ему прямотой заметил Борис Грызлов (хочешь знать, что у рядового россиянина на уме, — прислушайся к спикеру парламента), «мы, русские, хотим жить в дружбе с другими, но эта черта не присуща другим национальностям». В разделе «риторическое искусство» эта фраза, безусловно, идет второй после «Парламент — не место для дискуссий».
Далее следуют любопытные оценки: «Энергия русского национализма лежала в основе системных «Единой России», ЛДПР, КПРФ. Русским национализмом питались объединения, из рядов которых вышли уголовники. Русский национализм двигал вперед российский либерализм. Вопрос в дозе этого самого национализма. Сейчас как раз все усилия власти направлены на то, чтобы эту дозу снизить, не превратить в наркотическую. Президент заклинает русский народ: «Русские вообще являются самым большим народом нашей страны. Русский язык является государственным. Русская православная церковь является крупнейшей конфессией нашей страны. Сидящие в этом зале представляют разные культуры, но значительная часть — это представители русской культуры. И нам нужно развивать самые лучшие черты русского характера именно потому, что в какой-то период лучшие черты нашего характера сделали нашу страну сильной, по сути, создали нашу страну». А русский народ выходит на Манежную площадь. Значит, граница перейдена, увещевания не работают», — в ужасе восклицает колумнист Газеты.Ru .
И вот уже самый душераздирающий крик либеральной общественности: «На политической арене появляется новая сила — недооформленная, рыхлая, популистская, ищущая идеологические ориентиры в самых диких учениях и у самых безумных лидеров, чья харизма носит черты эзотерические. И это уже проблема не «либерастов» или «антифа» — это проблема сегодняшней власти, проблема всего общества».
Интересен исторический эксурс либерального обозревателя Газеты.Ru: «Русский национализм всегда был серьезной политической силой и латентно или открыто присутствовал во власти и оппозиции. С кругом «Молодой гвардии» и «Нашего современника» считалось высокое руководство, представители условной «русской партии» занимали ответственные должности в советской номенклатуре — от Сергея Павлова, первого секретаря ЦК ВЛКСМ, а затем председателя Госкомспорта СССР, до Юрия Мелентьева, министра культуры РСФСР. Националистический дискурс и националистическое прямое действие присутствовали и в диссидентской культуре: среди русских националистов разной степени радикальности было немало инакомыслящих. Националисты присутствовали в политическом пространстве «лихих» 1990-х. «Стабильность» нулевых не разрушила их питательную среду, а, наоборот, укрепила. И, разумеется, главным объективным вызовом здесь стали демографические и миграционные проблемы, а субъективным — попытки приручить национализм, направить его в квазиреспектабельное русло, собранное из осколков советского официоза и примитивных бытовых мифов, проявившееся в молодежных прокремлевских движениях. Но приручить национализм — это все равно что приручить пожар…
Теперь эта проблема признана главной на самом высоком уровне. Поздновато: власти нечего противопоставить стихийно возникающим проявлениями русского национализма, кроме ансамблей песни и пляски».
Но заклинания и ансамбли песни и пляски — это не самые сильные отряды передовой толерантности, ехидничает автор статьи. «А нам с этим жить, и миграционные волны, как и в любой другой европейской стране, подпитывают волну национализма. Европейский мультикультурализм не справляется, не выработан и специфически русский ответ на эти вызовы. А между тем надо помнить, что любое революционное движение — и опыт перестройки здесь не даст соврать — носит националистический оттенок. Призрак «оранжевой революции», понимаемой как движение в защиту демократии и прав человека, оказался химерой. А реальная революция — она ведь иная. Если угодно, так называемая, «консервативная», выводящая на первый план крайних националистов».
И в заключении в материале делаются далеко идущие выводы: «У власти может быть два варианта ответа: бороться с новым серьезным явлением или возглавить его. Эта дилемма и станет содержанием парламентской и президентской кампаний-2011—2012».