Газета «Правда». ХХ съезд КПСС: взгляд через десятилетия

К 65-й годовщине открытия первого послесталинского и антисталинского форума коммунистов СССР.

Из всех десяти послевоенных съездов партии советских коммунистов и сегодня чаще всего вспоминают ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Увы, не в силу его созидательной значимости, а в силу скандальности и негативного влияния на судьбы великой Советской державы, мировой социалистической системы и международного коммунистического движения. Правда, налёт скандальности и отрицательных последствий для социализма был на всех трёх партсъездах, которыми дирижировал Н.С. Хрущёв. Но вершиной этого разрушительного процесса стал последний день работы именно ХХ партийного съезда. Этот форум КПСС открылся 14 февраля 1956 года, а закончил работу 25 февраля. В тот день на закрытом заседании был выслушан доклад первого секретаря Центрального Комитета КПСС Н.С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях».

Несколько протокольных вопросов

После снятия Н.С. Хрущёва некоторые политики и аналитики, в целом адекватно оценивавшие деятельность этого руководителя партии и государства, выдвинули ряд обвинений в его адрес, которые, думается, требуют уточнения и демифологизации. В частности, утверждалось, что «секретный» доклад первого секретаря ЦК нельзя рассматривать в качестве документа ХХ партсъезда, так как он был произнесён уже за его рамками, фактически после исчерпания всей повестки дня, попросту говоря, после закрытия. Что ж, это достаточно легко проверяемый факт.

В 1956 году по горячим следам был издан полумиллионным тиражом двухтомник «ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчёт». Во втором томе предпоследний день работы съезда, 24 февраля, представлен стенограммой только утреннего заседания. Судя по числу выступавших, оно было более продолжительным, чем обычно, когда выступало по 7—9 ораторов и зачитывалось 2—3 письменных приветствия. Между тем на девятнадцатом заседании выступили 8 делегатов съезда, 7 руководителей зарубежных компартий, зачитано 7 приветствий братских партий, приняты резолюция по Отчётному докладу Центрального Комитета партии, постановление о частичных изменениях в Уставе КПСС и постановление по докладу Н.А. Булганина «Директивы ХХ съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956—1960 годы».

Стенограмма этого открытого заседания завершается следующим объявлением председательствовавшего на съезде члена Президиума ЦК КПСС М.Г. Первухина: «Прежде чем закрыть настоящее заседание съезда, я сделаю сообщение о дальнейшей работе съезда. Сегодня в 5 часов в этом зале состоится заседание Совета представителей делегаций. В 6 часов состоится закрытое заседание съезда. На этом заседании присутствуют делегаты с решающим и делегаты с совещательным голосом». Поскольку выборов руководящих органов партии ещё не было, то, следовательно, выборы ЦК и ЦРК проходили на этом закрытом, как всегда, заседании съезда.

На следующей, 402-й странице этого тома съездовской стенограммы читаем:

«Заседание двадцатое

(25 февраля 1956 г., утреннее)

Съезд на закрытом заседании заслушал доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Н.С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях» и принял по этому вопросу постановление.

После перерыва состоялось открытое заседание съезда».

Постановление опубликовано через несколько страниц. Текст его уместился в 10 строчках. Что касается доклада Хрущёва, то он в СССР впервые официально был напечатан в журнале «Известия ЦК КПСС» в №3 за 1989 год, то есть через 33 года. За рубежом он был опубликован на 33 года раньше. А руководители делегаций братских партий получили его текст сразу же после его прочтения Хрущёвым. Вот как пишет об этом первый секретарь ЦК Албанской партии труда Энвер Ходжа во впервые изданной в Москве в 2020 году книге «Хрущёв убил Сталина дважды»:

«Съезд проводил свою работу при закрытых дверях, так как предстояли выборы, поэтому мы не присутствовали на этих заседаниях. Фактически в тот день после выборов делегаты выслушали второй доклад Хрущёва (первым был Отчётный, прочитанный 14 февраля. — В.Т.). Это был пресловутый доклад против Сталина… После того, как он был проработан делегатами съезда, этот доклад был вручён для чтения и нам, как и всем другим зарубежным делегациям… Наши умы и наши сердца получили потрясающий, тяжёлый удар. Между собой мы говорили, что это была несусветная подлость с пагубными для Советского Союза и нашего движения последствиями, так что в тех трагических условиях долгом нашей партии было прочно стоять на своих марксистско-ленинских позициях.

Прочитав его, мы сразу вернули авторам их ужасный доклад. Нам незачем было брать с собой эту помойку низкопробных обвинений, выдуманных Хрущёвым. Это другие «коммунисты» взяли его с собой, чтобы передать редакции и продавать его в киосках в качестве прибыльного бизнеса».

Но вернёмся к стенограмме ХХ партсъезда. После перерыва на двадцатом заседании были утверждены Директивы съезда по шестому пятилетнему плану. А за-тем председатель Счётной комиссии, заведующий отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам (отдел парторганов ЦК был впервые разделён на два.— В.Т.) Е.И. Громов доложил результаты тайного голосования в состав центральных органов партии. Последним документом съезда стало постановление «О подготовке новой Программы Коммунистической партии Советского Союза». На сей раз никакой Программной комиссии съезд не утверждал, а поручил разработать главный партийный документ Центральному Комитету. В те времена это называлось в народе обезличкой.

Таким образом, и стенограмма, и свидетельства Э. Ходжи убеждают, что «секретный» доклад Хрущёва был прочитан им в рамках съезда, а не за его границами.

С этим вопросом тесно связаны и часто звучащие утверждения о том, что Хрущёв выступал с «секретным» докладом втайне от Президиума и Центрального Комитета КПСС. Опубликованные в последние годы стенограммы пленумов ЦК партии опровергают этот миф.

В 1998 году в серии «Россия. ХХ век. Документы» вышла книга «Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и другие документы». Обратимся к стенограмме. Как известно, на этом пленуме, превращённом в судилище, роль прокурора взял на себя министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Он заявил: «На ХХ съезде партии, как известно, по поручению Президиума ЦК (выделено мной. — В.Т.) тов. Хрущёв доложил о массовых незаконных репрессиях и расстрелах, явившихся следствием злоупотребления властью со стороны Сталина…»

Никто из нападавших на «антипартийную группу» Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова, как и никто из обвиняемых это утверждение не поставил под сомнение. Более того, когда В.М. Молотова стали упрекать, что он не раскаялся в участии в репрессиях на ХХ съезде КПСС, то он ответил: «Тогда, на ХХ съезде, мы, члены Президиума ЦК, решили не выступать по этому вопросу». Выходит, на заседании Президиума вопрос о «секретном» докладе обсуждался.

В примечании составителей книги указано: «Предложение» о проведении закрытого заседания съезда и выступлении на нём Н.С. Хрущёва с докладом о культе личности и его последствиях обсуждалось на Президиуме ЦК 13 февраля 1956 г. В тот же день состоялся пленум ЦК КПСС, который принял это решение». Здесь стоит обратить внимание на использованные глаголы: на заседании Президиума вопрос обсуждался, то есть его участники если не были знакомы с текстом доклада, то имели представление, о чём пойдёт речь. Что касается пленума, то он (очевидно, по рекомендации Президиума ЦК) принял решение включить доклад в порядок съезда. Не случайно же многие участники пленума потом вспоминали, что они были ошарашены этим докладом.

Эти уточнения нужны для того, чтобы коммунисты помнили, что и Хрущёв не мог не соблюдать элементарные требования норм партийной жизни. Он пошёл на существенное сокращение количества заседаний Президиума и Секретариата ЦК, но определять повестку пленумов, а тем более съездов без её предварительного обсуждения Президиумом ЦК не мог. Иное представление о партии означало бы полное извращение её сущности. А это случилось с КПСС только тогда, когда её возглавил оппортунист-ренегат.

Не менее извращают положение дел в КПСС и утверждения, будто в Центральном Комитете не было коммунистов, которые противодействовали огульному очернению личности Сталина и его деятельности, заботились о политически точной оценке И.В. Сталина и считали недопустимой разнузданную критику, извращающую историю партии и страны и разрушающе действующую на судьбы КПСС, советского общественного и государственного строя, мировую систему социализма и международное коммунистическое движение.

Почти за три года до ХХ партсъезда вопрос об оценке Сталина был поднят на июльском пленуме ЦК 1953 года. На этом пленуме, как известно, послесталинское руководство судило члена Президиума ЦК КПСС, первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, министра внутренних дел, Маршала Советского Союза Л.П. Берию. Среди обвинений значилось и то, что он первым поднял вопрос об осуждении Сталина и его культа личности. Впервые на уровне пленума Центрального Комитета КПСС протест против односторонней оценки деятельности И.В. Сталина высказал А.А. Андреев, которого чуть позже будут приводить в качестве примера жертв сталинских преследований. В годы перестройки её прорабы запустили этикетку: политик «ленинской гвардии». С этой точки зрения Андреев явно относился к этому разряду: впервые членом ЦК РКП(б) был избран ещё в 1920 году, с 1922 года член Оргбюро ЦК, в Политбюро входил более четверти века. Но после XIX съезда Сталин, представляя состав нового Президиума ЦК, сказал, что А.А. Андреев не сможет работать, так как совсем оглох. Антисталинисты усмотрели в этом преследование старого партийца.

Андрей Андреевич с трибуны июльского пленума заявил:

«Я не сомневаюсь, что под его (Берии. — В.Т.) давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает из печати упоминание о товарище Сталине.

Голоса из зала. Правильно!

Андреев. Это же позор для партии! Раньше чересчур усердствовали, в каждой статье сотни раз поминалось это имя, а потом вдруг исчезло. Что это такое? Я считаю, что это его рука, его влияние, он запугал некоторых людей. Появился откуда-то вопрос о культе личности. Что это за вопрос? Этот вопрос решён давным-давно в марксистской литературе, он решён в жизни, миллионы людей знают, какое значение имеет личность, которая руководит движением, знают, какое значение имеет гений во главе движения. А тут откуда-то появился вопрос о культе личности.

Из президиума тов. Ворошилов. Правильно.

Андреев. Он хотел похоронить имя товарища Сталина».

На трибуне пленума — член ЦК ВКП(б) с 1939 года, министр металлургической промышленности И.Ф. Тевосян. Резко негативно оценив политическую деятельность Берии, он касается и второй острой темы: «Я хотел бы обратить внимание на то, на что указывал и товарищ Андреев, что после смерти товарища Сталина стало постепенно исчезать имя товарища Сталина из печати. С болью в душе приходится читать высказывания товарища Сталина без ссылки на автора. Вчера из выступления товарища Кагановича мы узнали, что этот мерзавец Берия возражал, чтобы, говоря об учении, которым руководствуется наша партия, наряду с именами Маркса, Энгельса, Ленина называть имя товарища Сталина. Вот до чего дошёл этот мерзавец. Имя нашего учителя товарища Сталина навсегда останется в сердцах членов нашей партии и всего народа. И никаким бериям не удастся вырвать его из нашего народа».

После Тевосяна слово было предоставлено министру нефтяной промышленности СССР Н.К. Байбакову. Он тоже не забыл сказать доброе слово о Сталине. После его речи прения были прекращены. Среди не получивших слово из тех, кто его просил, оказались кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС П.К. Пономаренко и Н.М. Шверник, видные деятели партии А.Н. Поскрёбышев и М.Ф. Шкирятов…

Рентгеновский снимок времени

ХХ партсъезд невозможно рассматривать как изолированное событие. Даже формально очередной съезд — это всегда подведение итогов периода, отсчитываемого от предыдущего съезда. А тут тем более: XIX съезд КПСС был сталинский, ХХ — послесталинский. Это был съезд смены эпох. В существовании сталинской эпохи трудно усомниться. Она была, бесспорно, прорывная, но её выдающиеся успехи привели к тому, что ряд её признаков-стимулов оказался исчерпанным.

Успешное восстановление народного хозяйства должно было означать завершение периода мобилизационной экономики. Одновременно в повестку дня вставал вопрос о переходе от экстенсивных методов экономического роста к интенсивным. Всё заметнее обострялось противоречие между отраслевым и территориальным приоритетами в управлении. В начале 1950-х годов управление рядом отраслей (угольной, нефтяной, строительной) осуществлялось сразу двумя министерствами: западных и восточных районов СССР. Новый скачок в уровне индустриализации требовал серьёзного подъёма агропромышленного комплекса… Да, названные проблемы можно определить как проблемы роста, но, во-первых, их нельзя было отправить в долгий ящик, во-вторых, усложнялся их характер, в-третьих, каждая экономическая проблема имела неопробованную социальную грань.

Если советские производительные силы выходили на новый уровень, то, следовательно, должны были меняться и производственные отношения. Значит, и вопрос перехода к коммунистическому строительству из пропагандистской области (важнейшей на завершающей стадии социалистического строительства) должен перетекать в область практически-политической деятельности. Вставала новая для общества проблема — использование механизмов продуктообмена. Но при этом ещё нельзя было отказываться от товарных отношений. Значит, надо в полный голос заявлять о сохранении действия закона стоимости.

А кроме клубка внутренних противоречий была ещё батарея противоречий внешних, и каждое из них силы империализма старались обострить. Классовая борьба не исчезла. В глобальном-то масштабе по мере успехов социализма она точно только возрастала.

В руководстве партии перед XIX съездом ВКП(б)—КПСС Сталина окружали, однако, одни организаторы-прагматики. Уже не было ни Жданова, ни Вознесенского… — теоретиков не осталось. Кстати, ход XIX съезда это подтвердил. Поклоны в адрес «Экономических проблем социализма в СССР» отвешивали все. А на тему продуктообмена и закона стоимости всерьёз обратил внимание в своей речи только П.К. Пономаренко.

Снова обратимся к книге Э. Ходжи. Её автор — искренний поклонник Сталина. Только иногда трудно понять: он восхищается личностью или это следствие культа личности. Вот он рассказывает о посещении заключительного концерта Декады Таджикской ССР в Москве. После концерта руководители ВКП(б) и албанские гости беседовали до двух часов ночи. Но Ходжа рассказывает лишь о том, что говорил Сталин, хотя отмечает, что беседа была живой и общей.

5 марта 1953 года Иосиф Виссарионович Сталин умер. А культ его личности? Ещё жил. Действуют прежние стандарты решения серьёзных вопросов советским руководством. Особенно заметен культ Сталина при решении кадровых вопросов. Впрочем, с ним уже начинают вступать в спор. Возвращение Маршала Советского Союза Н.А. Булганина на должность министра обороны СССР в марте 1953 года — это подсказано культом Сталина, как и назначение первым заместителем министра обороны Маршала Советского Союза А.М. Василевского. А вот назначение командующего Уральским военным округом Маршала Советского Союза Г.К. Жукова ещё одним первым заместителем министра обороны — явное непочтение к культу Сталина.

Но одновременно с установлением саркофага с телом Сталина в Мавзолей для капиталистического мира умер и культ Сталина.

У. Черчилль вспоминал, что какая-то сила (а это была сила культа Сталина) поднимала его с кресла, когда в зал Потсдамской конференции входил Иосиф Виссарионович. Теперь этой силы для заморских руководителей не было, никто из них не становился навытяжку при входе в зал Председателя Совета Министров СССР Г.М. Маленкова. А вот напор проблем, и внутренних, и международных, почти камнепадом обрушивался на плечи и головы нового руководства Советского Союза. И не всегда было ясно, кто конкретно станет распутывать или разрубать перепутанные узелки и узлы внутренней и внешней политики.

Когда есть проблема, нужен человек

Сталин по итогам XIX съезда ВКП(б)—КПСС сделал ход долгосрочного стратегического действия. Если бы партийная работа записывалась, как шахматная партия, то после этого хода следовало бы поставить два или даже три восклицательных знака. Вождь провёл на организационном пленуме Центрального Комитета партии, состоявшемся 16 октября 1952 года, избрание Президиума ЦК из 25 членов и 11 кандидатов и Секретариата из 10 человек.

До съезда Политбюро ЦК состояло из 11 членов и 1 кандидата. В новом составе руководящего органа ЦК партии из прежнего состава остались 9 человек (И.В. Сталин, В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, Л.П. Берия, К.Е Ворошилов, Л.М. Каганович, Н.С. Хрущёв, А.И. Микоян). Как уже указывалось, А.А. Андреев не вошёл в Президиум ЦК по состоянию здоровья. Член Политбюро ЦК А.Н. Косыгин оказался лишь кандидатом в члены Президиума ЦК.

Судя по всем воспоминаниям, Сталин относился к Косыгину очень хорошо. В феврале 1948 года кандидат в члены Политбюро, заместитель Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгин был избран членом Политбюро ЦК и назначен министром финансов. Однако в этой должности продержался менее года, после чего был возвращён на должность министра лёгкой промышленности, с которой 35-летним начинал работу в Москве. Надо заметить, что среди 25 членов Президиума ЦК было только два министра: министр среднего машиностроения В.А. Малышев и министр электростанций и электропромышленности М.Г. Первухин. Косыгин стал одним из пяти руководителей министерств, избранных кандидатами в члены Президиума ЦК. Прежний кандидат в члены Политбюро ЦК Н.М. Шверник стал членом Президиума ЦК.

Итак, новичков в руководящем органе КПСС стало практически втрое больше, чем ветеранов. Но пополнение состояло из тех, кто показал себя в годы Великой Отечественной войны сильными, яркими руководителями.

Однако сталинский ход политического гроссмейстера оказался в партии, почти тут же им прерванной. За период с 16 октября 1952 года по 5 марта 1953-го Президиум ЦК в полном составе собирался не более двух раз. В это время текущие вопросы решало не предусмотренное Уставом КПСС (Сталин надеялся, что такая ситуация временная) бюро Президиума (Сталин, Маленков, Булганин, Берия, Хрущёв, Каганович, Ворошилов, Сабуров).

У любого, кто помнит ведущих деятелей Коммунистической партии и Советского государства начала 1950-х годов, возникает вопрос: почему в бюро не оказалось недавних членов Политбюро ЦК В.М. Молотова и А.И. Микояна? Ответ вроде бы прост: на организационном пленуме ЦК, избранном XIX партсъездом, их сурово критиковал Сталин, но при этом предложил обоих избрать в Президиум ЦК КПСС. На июльском пленуме 1953 года Маленков, Малышев, Тевосян и другие обвиняли в этой критике Берию, утверждая, что это результат его наветов. Андреев, например, говорил: «Мы, старые цекисты, да и новые, знаем, какая была тёплая дружба между товарищем Сталиным и товарищем Молотовым. Дружба хорошая, мы все радовались такому положению… Но вот появился Берия в Москве — и всё коренным образом изменилось… Очевидно, Берия добился подрыва доверия товарища Сталина в отношении товарища Молотова. Это было, конечно, его серьёзным достижением».

Впрочем, отношение Сталина к Молотову и Микояну во время XIX партсъезда серьёзно различалось. Микоян не был избран в президиум съезда. Конечно, можно допустить, что Сталин в такие «детали» не вмешивался. Но тогда выходит, что о недовольстве вождя Микояном в руководстве партии было широко известно. В то же время В.М. Молотов не только вошёл в президиум съезда (кстати, он состоял всего из 16 человек), но и именно ему было предоставлено почётное право открыть XIX съезд ВКП(б)—КПСС. На этом фоне действительно критика Молотова Сталиным выглядела странно. А её содержание было и впрямь результатом справок из органов госбезопасности.

Но как бы то ни было, критика Сталиным своего старого соратника означала, что он не видел в нём товарища, который мог бы в будущем возглавить страну. Кстати, как раз к тому же организационному пленуму ЦК КПСС И.В. Сталин обращался с просьбой освободить его от обязанностей секретаря ЦК КПСС, но она была шумно отклонена.

Вторая коллизия относится к февралю — марту 1953 года. Сталиным было подготовлено постановление об освобождении его от обязанностей Председателя Совета Министров СССР и о назначении на эту должность члена Президиума ЦК, секретаря ЦК КПСС, заместителя Председателя Совета Министров СССР Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. Большинству сегодняшних читателей эта фамилия незнакома. Попытаемся исправить положение. Пономаренко родился 9 августа 1902 года в крестьянской семье на Кубани. Участник Гражданской войны. С 1922 года на комсомольской, партийной и научной работе. Член ВКП(б) с 1925 года. В 1932 году окончил Московский институт инженеров транспорта. В 1938-м, после года работы в аппарате ЦК ВКП(б), избран первым секретарём ЦК Компартии Белоруссии. В 1941—1944 годах — член военных советов ряда фронтов. В 1942—1944 годах — начальник Центрального штаба партизанского движения (генерал-лейтенанта Пономаренко полушутя-полусерьёзно называли командующим Вторым фронтом). В 1944—1948 годах, возглавляя по-прежнему КПБ, был одновременно Председателем Совета Министров Белорусской ССР. С 1948 года — секретарь ЦК ВКП(б), одновременно сначала министр заготовок СССР, а затем заместитель Председателя Совета Министров СССР.

Документ, подготовленный Сталиным, был пущен по кругу, и к началу марта 1953 года его не успели подписать лишь 4 члена высшего партийного руководства. Правда, он был отправлен в архив «наследниками вождя» уже в день его смерти. СМИ позже писали об этом многократно. А.И Лукьянов, работавший в 1983—1987 годах сначала первым заместителем заведующего, а потом заведующим Общим отделом ЦК КПСС, в интервью автору этих строк рассказывал, что упомянутый документ с подписями он держал в руках.

Планы Сталина передать надёжному товарищу руководство правительством Советского Союза и поопекать его на главном государственном посту не сбылись. По той же причине не сбылись, вероятно, и многие другие важнейшие планы. В беседах с Феликсом Чуевым В.М. Молотов говорил, что после XIX партсъезда Сталин продолжил теоретическую работу и написал вторую часть «Экономических проблем социализма в СССР». Но она усилиями послесталинского руководства исчезла.

Впрочем, подходя формально, у нас есть все основания считать, что товарищ Сталин определил круг лиц, которые после его смерти оказались претендентами на первые роли в партии и государстве. Во-первых, он исключил из этого круга наиболее опытного и авторитетного в стране, в народе политика. Вячеславу Михайловичу Молотову в день похорон Сталина исполнилось 63 года (кстати, Н.С. Хрущёв был его моложе всего на 4 года). Он окончил Казанское реальное училище и учился в Петербургском политехническом институте. В большевистской партии Молотов (Скрябин) с 16 лет. О его революционной работе свидетельствует бытовавшая когда-то шутка, что в царской России не было тюрьмы, в которой не пришлось бы сидеть Молотову.

Молотов — настоящий «ленинский гвардеец». Х съезд РКП(б) избрал 19 членов и 12 кандидатов в члены ЦК, среди этих 12 был Молотов. Через год он — член ЦК, кандидат в члены Политбюро, член Оргбюро и секретарь ЦК партии до 1930 года, когда был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров. Этот пост 6 мая 1941 года он передал Сталину, оставаясь, как говорится, его правой рукой.

Но если В.М. Молотова Сталин исключил из кандидатов на первые должности, то Г.М. Маленкову и Н.С. Хрущёву он создал серьёзную протекцию. То ли из-за нездоровья, то ли по какой-то другой причине И.В. Сталин отнёсся к XIX партсъезду как-то странно: он отказался делать Политический отчёт ЦК. Возможно, помнил о невыполненном решении созвать XIX съезд ВКП(б) в 1948 году, чтобы принять на нём третью партийную Программу и новый Устав ВКП(б), и потому считал съезд 1952 года неполноценным, ибо главный документ представить так и не удалось. То ли вместо доклада хотел сосредоточиться на завершении «Экономических проблем социализма в СССР». Точное объяснение едва ли узнаем. Как бы то ни было, выступать с Отчётным докладом было поручено члену Политбюро ЦК, секретарю ЦК ВКП(б), заместителю Председателя Совета Министров СССР Маленкову, которому в соответствии с его статусом надо было выступать с докладом о партийном Уставе.

Место второго докладчика оказалось вакантным. Доклад был поручен члену Политбюро ЦК, секретарю Центрального и Московского областного комитетов ВКП(б) Н.С. Хрущёву, вероятно, потому, что другие секретари ЦК — П.К. Пономаренко и М.А. Суслов — тогда не входили в состав Политбюро. Как бы то ни было, для Коммунистической партии и советского общества Хрущёв попал на первую линию руководителей КПСС.

Но имелся ещё один государственный деятель, вес которого в те годы был весьма высок. Это — член Политбюро ЦК КПСС, заместитель Председателя Совета Министров СССР, Маршал Советского Союза Л.П. Берия. Особый вес ему придавала должность, о которой в газетах тогда не писали, — Председатель Специального комитета при Совмине СССР, так как этот комитет обеспечивал ускоренное создание атомного оружия. Работа возглавляемой Берией отрасли была призвана гарантировать само существование Советского Союза, поскольку в США был официально утверждён (естественно, секретный) план атомных бомбардировок нашей страны.

Ясно, что Лаврентий Павлович имел постоянное общение со Сталиным. Причём один на один, так как в обсуждение деталей создания первой советской атомной бомбы (об истории РДС-1 недавно вышла интересная книга доктора технических наук И.Н. Никитчука «Освобождение дьявола») другие члены Политбюро не вовлекались. Мы воспользовались справочником «На приёме у Сталина», чтобы сравнить частоту посещений кремлёвского кабинета вождя в 1948 году Берией, Булганиным и Кагановичем. За год у Сталина 111 раз побывал Берия, 87 — Булганин и 78 — Каганович…

Записка из сейфа Маленкова

Справочник «На приёме у Сталина» отвечает на многие вопросы, но одновременно задаёт и новые. У него есть подзаголовок: «Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным. 1924—1953». Иначе говоря, справочник сообщает, с кем встречался Сталин в этом кабинете. Но вот сделанная дважды запись за 2 марта 1953 года. Первая сделана в 10 часов 40 минут (время входа в кабинет; время выхода — 11.00). Вторая запись: вход — в 20 ч. 25 м., выход — 21 ч. 25 м. Оба раза кабинет Сталина посещали члены бюро Президиума ЦК КПСС Берия, Ворошилов, Каганович, Маленков, Сабуров, Хрущёв, члены Президиума ЦК Микоян, Молотов, Первухин, Шверник, Шкирятов, на вечернем заседании был член бюро Президиума ЦК КПСС Булганин.

На утреннем совещании также были начальник Лечебно-санитарного управления Кремля генерал-майор И.И. Куперин и инструктор ЦК КПСС А.С. Толкачёв (двое последних находились в кабинете 10 минут). Очевидно, что разговор шёл о публикации первого извещения о состоянии здоровья вождя, также было принято решение «установить постоянное дежурство у товарища Сталина членов бюро Президиума ЦК». В более продолжительном вечернем совещании, кроме тех же ветеранов партийно-государственного руководства, участвовали Куперин и министр здравоохранения СССР А.Ф. Третьяков. Очевидно, что разговор шёл о перспективах выздоровления Сталина.

На эту тему есть свидетельства Хрущёва: «Когда мы дежурили у него по два члена бюро ЦК неотступно, мне и Булганину пришлось дежурить вместе. Это было, наверное, за сутки до смерти товарища Сталина. Я товарищу Булганину тогда сказал: «Николай Александрович, вот Сталин безнадёжно больной, умрёт, что будет после Сталина? После смерти Сталина Берия будет всеми способами рваться к посту министра внутренних дел. Зачем ему этот пост? Этот пост ему нужен для того, чтобы захватить такие позиции в государстве, с тем, чтобы установить шпионаж за всеми членами Политбюро, подслушивать, следить, создавать дела, интриговать, и это приведёт к очень плохим последствиям для партии».

Хрущёв неплохо знал своих соратников. 5 марта состоялось заседание, на котором члены бюро Президиума ЦК распределяли между собой должности. Берия предложил назначить Председателем Совета Министров СССР Маленкова, а Маленков — утвердить Берию первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, министром внутренних дел СССР.

Но самым большим своеволием была операция по коренному изменению Президиума ЦК. Участники «тайной вечери» секвестровали его с 25 членов до 10, а вместо 11 кандидатов оставили четырёх. Президиум ЦК по сути упразднили, но использовали это уставное название для неуставного бюро Президиума ЦК. Вот состав руководящей десятки как 7 марта он был опубликован в газетах: Г.М. Маленков, Л.П. Берия, В.М. Молотов, Н.С. Хрущёв, Н.А. Булганин, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян, М.З. Сабуров, М.Г. Первухин. Кандидатами в члены Президиума ЦК стали первый секретарь ЦК КП Азербайджана М.Д. Багиров (освобождён 17 июля 1953 года), первый секретарь ЦК КП Украины Л.Г. Мельников (освобождён 6 июня 1953 года), рекомендованный председателем ВЦСПС Н.М. Шверник и назначенный министром культуры СССР П.К. Пономаренко.

Столь скоростной процесс захвата главными персонажами высоких должностей, сопровождаемый бесцеремонными изменениями руководящих органов партии, вызвал в партии и обществе негативную реакцию, несмотря на бытовавшее тогда в стране высочайшее доверие к КПСС и её центральным органам. Такая же реакция была и в международном коммунистическом движении. Вот свидетельство Э. Ходжи:

«Сталин только что скончался, его тело ещё не было перенесено в зал, где ему должны были отдать последний долг, ещё не была составлена программа почестей и похорон, советские коммунисты и советский народ проливали слёзы по поводу великой утраты, — и вот верховное советское руководство выбрало именно этот день для деления портфелей».

Будучи опытным политиком, Ходжа обратил внимание на то, мимо чего другие проходили, не замечая: «Само собой возникли потрясающие вопросы: как же это возможно, чтобы столь важные изменения были произведены так неожиданно, за день, причём не в какой-либо обыкновенный, а в первый траурный день (он считал, что заседание по кадровым и иным вопросам было всё же 6 марта. — В.Т.)?! Всякая логика наводит на мысль, что всё было заранее подготовлено… Совершенно невозможно за несколько часов, даже в день вполне нормальной работы, принять такие весьма важные решения».

Прозорлив оказался руководитель албанских коммунистов.

После доклада члена Президиума, секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова и «содоклада» кандидата в члены Президиума ЦК КПСС, министра обороны СССР Г.К. Жукова на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года председательствовавший Н.С. Хрущёв уже объявил выступление Г.М. Маленкова, но вдруг слово вне очереди попросил министр внутренних дел Н.П. Дудорев. В своём выступлении он, в частности, сообщил:

«Министерством внутренних дел в мае 1956 года был арестован Суханов, до ареста работавший в должности зав. Секретариатом тов. Маленкова. Основанием для ареста послужило совершённое Сухановым тяжкое преступление.

В связи с арестом Суханова у него был сделан обыск. В рабочем кабинете были вскрыты сейф, письменный стол и книжный шкаф. В сейфе Суханова были обнаружены документы, представляющие особую государственную важность. К числу их относятся:

… 3. Рукопись о формировании состава Советского правительства, датированная 4 марта 1953 года. …

Сохранившиеся записи по составу Президиума ЦК и правительства СССР, датированные 4 марта 1953 года, говорят о том, что Маленков и Берия вели сговор по составу Президиума ЦК КПСС, о Председателе Совета Министров СССР и министерствах. Ведя с Берия сговор о составе Президиума ЦК КПСС, Маленков, очевидно, забыл, что после XIX съезда Коммунистической партии Советского Союза пленум ЦК КПСС определил количественный состав Президиума ЦК КПСС в количестве 27 человек (как уже отмечалось, на том пленуме ЦК было избрано 25 членов Президиума ЦК, а не 27. — В.Т.). Таким образом, Маленков вместе с Берия опрокинули решение, принятое пленумом ЦК…»

Трио конкурентов

Итак, документы свидетельствуют, что сразу после смерти И.В. Сталина в руководстве партии и государства сформировалось своеобразное дирижёрское трио, состав которого в определённом смысле был предсказан действиями Сталина, судя хотя бы по выдвижению П.К. Пономаренко на пост Председателя Совета Министров СССР, явно непреду-мышленными.

Три претендента на ведущее положение проявили себя в прежние годы организаторами, но не политическими стратегами. Ни у одного из них не проклюнулся вкус к теории общественного развития. Следствие неизбежно: неспособность определить приоритеты общественно-политического и социально-экономического развития общества, сплотить партию и руководящие кадры на главном направлении, шараханья от одной второстепенной проблемы к другой, подмена реальной деятельности её симуляцией. Став ведущими в политическом руководстве, они не имели общих глубинных, стратегических интересов.

«Сплачивающий мотив» выдвинул Л.П. Берия. Он первым понял, что ни он, ни его «сослуживцы» подняться на уровень культа Сталина не способны. Значит, от него следует не просто отказаться, а сделать объектом отторжения. Ведь защищать Сталина некому: «старики» причастны к репрессиям, что он, глава МВД, легко сможет доказать. А молодые, не причастные, не рискнут дать бой на этой невыгодной территории. Кроме ведомственных козырей, Берия обладал выдающейся практической хваткой.

Впрочем, Сталин его способности не переоценивал. А.Н. Поскрёбышев, будучи по сути единственным помощником Сталина, после того, как не получил слово на пленуме, обсуждавшем Берию, прислал в ЦК текст несостоявшегося выступления, где он писал:

«Политбюро вело практику поочерёдного выступления членов Политбюро с докладами о годовщине Октябрьской революции. Когда было поручено Берия подготовить доклад (в 1951 году. — В.Т.), то, посылая свой доклад Сталину на просмотр, Берия заявил хвастливо, что его доклад по содержанию превосходит все доклады членов Политбюро. Однако тов. Сталин, ознакомившись с докладом, отметил неправильность ряда положений, выдвинутых в разделе доклада о международном положении, внеся в этот раздел серьёзные поправки принципиального характера…

В целом тов. Сталин характеризовал Берия так: Берия мнит себя большим политическим деятелем, но он не годится на первые роли, ему можно лишь доверить участок хозяйственной работы».

Но Берия действовал, исходя из своей логики. Вот как рассказывал об этом на июльском пленуме 1953 года Л.М. Каганович: «На другой день после смерти Сталина, когда ещё Сталин лежал в Колонном зале, фактически он устроил переворот, свергнул мёртвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что он говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берии, шёл. Он нам, группе людей, говорил: «Сталин не знал: если бы меня попробовал арестовать, то чекисты устроили бы восстание». Говорил?

Голос из президиума. Говорил.

Каганович. Это он говорил на трибуне Мавзолея. Когда он это сказал, мы сразу почувствовали, что имеем дело с подлецом… Он изображал Сталина самыми неприятными, оскорбительными словами. И всё это подносилось под видом того, что нам нужно жить теперь по-новому. Надо сказать, что кое-чего он добился. Он добился того, что в нашей печати об «Экономических проблемах социализма» замалчивается».

Каганович, указав на отдельные недостатки сталинских действий, пытался сделать из приведённых ранее фактов политический вывод: «Считаю, что мы должны, безусловно, узаконить Сталина в его правах быть в рядах великих учителей рабочего класса и вести за собой духовно народ». (Аплодисменты.)

Тут же обнаружилось, что в отношении Сталина позиции Берии, Маленкова и Хрущёва не расходятся. Вот один из начальных пассажей заключительного слова Г.М. Маленкова на июльском пленуме 1953 года:

Маленков. Здесь, на пленуме ЦК, говорили о культе личности и, надо сказать, говорили неправильно. Я имею в виду выступление т. Андреева. Подобные же настроения на этот счёт можно было уловить и в выступлении т. Тевосяна. Поэтому мы должны внести ясность в этот вопрос.

Хрущёв. Некоторые не выступавшие вынашивают такие же мысли.

Маленков. Прежде всего надо открыто признать, и мы предлагаем записать это в решении, что в нашей пропаганде за последние годы имело место отступление от марксистско-ленинского понимания вопроса о роли личности в истории…»

Как уже отмечалось, в ходе пленума выступавшие подчёркивали, что критика Сталиным Молотова и Микояна на организационном пленуме ЦК 16 октября 1952 года была инициирована и спровоцирована Берией. Маленков эту идею активно поддерживал. Только Хрущёв не согласился с этой точкой зрения, указав, что несправедливая критика соратников была осуществлена Сталиным лично. Но в заключительном слове Маленков, забыв о своих недавних заявлениях, повторил… оценку Хрущёва.

На июльском пленуме ЦК КПСС 1953 года Маленков был основным критиком Сталина. Вот пример его претензий к Сталину как теоретику: «Взять известное положение Сталина о продуктообмене, выдвинутое в работе «Экономические проблемы социализма в СССР». Уже теперь видно, что это положение выдвинуто без достаточного анализа и экономического обоснования. Оно, это положение о продуктообмене, если его не поправить, может стать препятствием на пути решения важнейшей ещё на многие годы задачи всемерного развития товарооборота».

Не имея никаких аргументов для такого вывода, он заменил осмысление сущности проблемы бессодержательным набором слов типа: «Вопрос о продуктообмене, о сроках и формах перехода к продуктообмену — это большой и сложный вопрос, затрагивающий интересы миллионов людей, интересы всего нашего экономического развития, и его надо было тщательно взвесить, всесторонне изучить, прежде чем выдвигать перед партией как программное положение».

Хрушёв отличался от Маленкова и Берии меньшей интеллектуальной подготовкой и общекультурным уровнем. Но он явно выигрывал несопоставимо лучшим знанием партийной работы, ибо прошёл все её ступеньки: от крупной первичной организации до Московского обкома и ЦК КП Украины, а потом и работы секретарём ЦК. Причём за его плечами был опыт работы первого руководителя, то есть принятия самостоятельных решений. Выработанная годами уверенность у него легко становилась самоуверенностью, он часто не замечал, что демонстрирует собственное невежество. Зато инициатива, стремление к переделкам и перестройкам перехлёстывали через край.

После активного участия в удалении Берии он приступил к устранению с первых ролей Маленкова. Его стремление к цели исключало всякое чувство меры. Обратимся к ещё одному рассказу Энвера Ходжи:

«Дело «Берия» уже было закрыто, Хрущёв рассчитался с ним. Теперь ему надо было дальше идти. Он подробно остановился на значении и роли Первого секретаря или Генерального секретаря партии.

— Для меня не важно, как он будет называться — «первым» или «генеральным», — сказал он. — Важно избрать на этот пост самого умелого, самого способного, самого авторитетного в стране человека…

Подробно изложив этот вопрос с «принципиальной» точки зрения, Хрущёв явно стал подпускать шпильки, естественно, в адрес Маленкова, ни разу не назвав его по имени.

— Представьте себе, что случилось бы, если бы самый способный и самый авторитетный товарищ был избран Председателем Совета Министров. Все обращались бы к нему, а это содержит в себе опасность того, что могут не приниматься во внимание жалобы, поданные через партию, тем самым партия ставится на второй план, превращается в орган Совета Министров.

Во время его выступления я несколько раз взглянул на бледного, покрытого жёлтовато-бурой краской Маленкова, не шевелившего ни головой, ни телом, ни рукой. Ворошилов, покрасневший, как мак, смотрел на меня, ожидая, когда Хрущёв закончит своё «выступление».

В феврале 1955 года усилиями Хрущёва Г.М. Маленков был освобождён от должности главы правительства. На ХХ съезде КПСС доклад о директивах по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956—1960 годы делал Председатель Совета Министров СССР Н.А. Булганин. Впрочем, дождаться на этом посту выполнения оглашённых им директив ему тоже не довелось: в 1958 году этой должностью наградил себя первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв.

Съезд, который ещё долго придётся помнить

Если судить по обнародованной повестке дня, ХХ съезд КПСС должен был стать рядовым: отчёты ЦК и ЦРК, директивы новой пятилетки, выборы центральных органов партии — всё привычно, стандартно. У Отчётного доклада Центрального Комитета ХХ съезду, с которым выступил Н.С. Хрущёв, осталась неизменной сталинская структура: сначала о международной расстановке сил, затем политические итоги и перспективы внутренней политики и завершающая часть о партии.

Заключение спокойное, настраивающее на систематическую работу: «Ленин учил, что в разные периоды на первый план выступает то одна, то другая сторона марксизма. Ныне, в условиях борьбы нашего общества за высокую производительность труда, за решение основной экономической задачи СССР, на первый план выступает экономическая сторона теории марксизма, вопросы конкретной экономики». Конечно, «экономическая сторона теории марксизма» — это политическая экономия, а не «конкретные вопросы экономики», но запятая позволяет допускать, что автор имел в виду то и другое.

В заключительной части Отчётного доклада солидно звучал и такой тезис: «Некоторые горячие головы решили, что строительство социализма уже полностью завершено, и начали составлять детальное расписание перехода к коммунизму». Через три года обнаружится, что самая горячая голова у самого Хрущёва, когда он объявит «развёрнутое строительство коммунизма». Но в день открытия ХХ партсъезда представлялось, что на плечах у первого секретаря ЦК, как говорят, холодная голова.

Конечно, Отчётный доклад ЦК — это коллективное творчество. Это Ленин и Сталин, творчески фильтруя мысли коллектива, писали доклады сами. После них коллективность стала пониматься очень широко: пишет доклад коллектив, а докладчик — лишь приёмщик готовой продукции. Это привело к тому, что теоретическая ограниченность Хрущёва была в основном спрятана, но поскольку он был человеком активным, то некоторые огрехи сумел внести. Например, говоря о путях развития села, он совершенно пренебрёг проблемой союза рабочего класса и крестьянства. Его непонимание роли классового подхода проявилось в том, что даже при характеристике делегатов съезда говорилось об отраслевом, а не о классовом их составе. Но это выглядело мелкими погрешностями, а не ревизией марксизма-ленинизма.

Ситуация коренным образом изменилась в последний день съезда. Доклад Н.С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях» был сгустком ревизионизма. Надо сразу сказать, что Хрущёв не был первооткрывателем и проблемы культа личности в КПСС, и критики Сталина. Методологический скелет доклада, вопреки распространённому мнению, принадлежал тоже не докладчику. Если говорить о политическом авторе методологии критики И.В. Сталина, то им был Г.М. Маленков. Более того, он её публично представил в заключительном слове на июльском пленуме ЦК КПСС 1953 года.

Да и первое достаточно ёмкое постановление ЦК партии о культе личности появилось не летом 1956-го, а тремя годами раньше — в постановлении июльского пленума 1953 года «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии», в котором культу личности был посвящён целый раздел. Правда, полностью оба документа долго не были опубликованы. Можно было бы даже сказать, что Хрущёв к готовому скелету лишь приделывал мышцы. Но тогда придётся признать, что он приделал такие мышцы и таким способом, что изделие получилось гадкое.

Во-первых, если говорить о фактах, которые были призваны свидетельствовать о репрессивной деятельности Сталина, то эти факты были искажены (один из иностранных исследователей даже утверждал, что они были искажены все до одного). Вот несколько примеров. Хрущёв уверял, что «Сталин ввёл понятие «враг народа». Ошибочка: понятия «друг народа» и «враг народа» ввела Великая французская революция, опередив Сталина минимум на 140 лет. Правда, Сталин в Конституции СССР ослабил его политический смысл: «Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа».

Хрущёв уверял, что Сталин был деморализован в первые месяцы (!) войны. Допустим, он не предполагал, что будет опубликован справочник «На приёме у Сталина (Тетради (журналы) записей лиц, принятых Сталиным», и его ложь вскроется. Но о выступлении Сталина по радио 3 июля 1941 года, на 12-й день войны, он не мог не знать.

А насколько мерзкий намёк на то, будто Сталин причастен к гибели С.М. Кирова! Патентованный антикоммунист А.Н. Яковлев создал и возглавил целую комиссию, чтобы подтвердить эту версию. После нескольких месяцев усердной работы пришлось признать: это — лживая выдумка.

И такие перлы — почти на каждой странице. Впрочем, лживость Хрущёва, проявленная в «секретном» докладе, уже не для кого не является секретом. Ещё более гнусно, что Хрущёв давал классовому противнику идейное оружие для борьбы с Советским Союзом, с социалистическим строем, с коммунистической идеологией.

Вчитайтесь в первую же фразу заключительной части «секретного» доклада. Вот слова Хрущёва: «У отдельных людей может возникнуть вопрос: как же так, ведь Сталин стоял во главе партии и страны 30 лет, при нём были достигнуты крупные победы, разве можно отрицать это? Я считаю, что так ставить вопрос могут только ослеплённые и безнадёжно загипнотизированные культом личности люди, которые не понимают сущности революции и Советского государства, не понимают по-настоящему, по-ленински роли партии и народа в развитии советского общества».

Антикоммунисты, антисоветчики моментально поняли и приняли подсказку. И до сих пор мы только и слышим от них: «Успехи этой страны, даже её победа в Великой Отечественной войне, были достигнуты не благодаря Сталину, Коммунистической партии, советскому социалистическому строю, а вопреки им». Это уже измена не только истине, но и Родине.

Или другое заявление: «При руководстве Сталина наши мирные отношения с другими странами нередко ставились под угрозу». Эта фраза была с лёгкостью переделана империалистами и их пособниками внутри страны: «Советский Союз проводил агрессивную политику». При Сталине так заявлять наши враги не решались. Эта формула широко вошла в обиход капиталистической пропаганды после хрущёвского доклада на ХХ съезде КПСС.

Сегодня бесполезно рассуждать, понимал ли в полной мере Хрущёв последствия подобных идеологических выходок. По крайней мере неопровержимым остаётся факт, что он настаивал на своей позиции фактического очернения партии и страны. Вот фрагмент из стенограммы июньского пленума ЦК КПСС 1957 года:

«Каганович. Мы развенчали Сталина и незаметно для себя развенчиваем 30 лет нашей работы. Теперь стыдливо говорим о наших достижениях, великой борьбе нашей партии, нашего народа. (Шум в зале). Мы не должны этого делать.

Хрущёв. Это неправильное заявление.

Каганович. Мы должны добиться равновесия в этом деле. Мао Цзе-дун говорил, что у Сталина хорошего — 70%, плохого — 30%. Дело не в процентах. Мы должны какое-то равновесие найти. Это нужно для теории марксизма-ленинизма, нужно для завоевания компартий, нужно для дела».

Другую грань негативных последствий односторонней и тенденциозной оценки И.В. Сталина указал на том же пленуме Д.Т. Шепилов: «Когда приехал товарищ Чжоу Энь-лай (нужно знать об этом), мы вынуждены были горькие вещи услышать, что односторонней постановкой вопроса о культе личности Сталина мы причиняем известный ущерб делу».

Хрущёв в войне со Сталиным ориентировался на решение внутренних проблем. В первую очередь — личных. Разрушая культ личности Сталина, он примеривал эту кольчугу на себя. Но для этого мало было убрать с дороги Берию и Маленкова — надо было политически устранить всех сталинских соратников, а прежде всего В.М. Молотова, тесно работавшего ещё с В.И. Лениным. Не потому, что они были конкурентами в его карабканье на вершину Олимпа, а потому, что могли в любой момент одёрнуть, как это делал Вячеслав Михайлович.

Историю внутрипартийной борьбы Никита Сергеевич знал, похоже, неплохо, но видел в ней не столкновение идейных позиций, а противоборство лиц, для которых, ему казалось, идейные позиции представлялись только поводом. В антисталинском докладе на ХХ съезде он увидел повод спровоцировать «сталинцев» на ближайший протест. А тех, кто был знаком со Сталиным через редкий телефонный звонок, — оглушить расчётливо препарированными фактами. На фоне этих фактов «сталинцы» будут вынуждены молчать. К тому же на Президиуме уже договорились, что никаких выступлений не будет. Расчёт оправдался. Были шок большинства и молчание тех, кому было что сказать.

В этом смысле закрытое заседание ХХ съезда КПСС 25 февраля 1956 года не было закончено. Оно продолжилось — с чуть большей долей публичности — в июне 1957 года, а потом через XXI партсъезд дотянулось до XXII съезда, не только принявшего хрущёвскую Программу партии, обещавшую в 1980 году, с одной стороны, догнать США по душевому производству основных видов продукции, а с другой стороны — построить коммунизм (будто это — одно и то же), но и постановление о выносе саркофага И.В. Сталина из Мавзолея на Красной площади. И оба решения были приняты практически единодушно…

Здесь приходится с горечью отмечать, что Хрущёв и его приверженцы во второй половине 1950-х и начале 1960-х годов борьбу с культом личности Сталина не ограничили границами СССР. Они поставили своей целью распространить (точнее: навязать) свою позицию как минимум в рамках европейских стран народной демократии. Это привело к идеологическому расколу внутри ряда коммунистических партий, к бурному всплеску оппортунизма. Наиболее острые конфликтные ситуации произошли в Венгрии и Польше уже в год ХХ партсъезда. В книге Энвера Ходжи «Хрущёв убил Сталина дважды» на это прямо указывается:

«И в Польше и Венгрии были сменены руководители: в одной стране руководитель — Берут умер (в Москве), в другой — Ракоши — был снят (дело рук Москвы); в Венгрии были реабилитированы Райк, Надь, Кадар; в Польше — Гомулка, Спыхальский, Моравский, Лога-Совиньский… Более показательным явилось идейное и духовное тождество этих событий. Как в Польше, так и в Венгрии события развёртывались под эгидой ХХ съезда, под лозунгами «демократизации, либерализации и реабилитации. Хрущёвцы играли в ходе событий активную, причём контрреволюционную роль».

В подтверждение своей оценки Э. Ходжа рассказал об эпизоде во время восстания контрреволюции в венгерской столице:

«Даже тогда, когда контрреволюционные события развёртывались в открытую, когда Надь пришёл во главе правительства, хрущёвцы ещё продолжали поддерживать его, надеясь, по-видимому, держать его под своим контролем.

В те дни после первого половинчатого вмешательства Советской Армии Андропов (посол СССР в Венгерской Народной Республике. — В.Т.) говорил нашему послу в Будапеште:

— Повстанцев нельзя называть контрреволюционерами, так как среди них есть и честные люди. Новое правительство — хорошее, и его необходимо поддерживать, чтобы восстановить положение.

— Как вы находите выступления Надя? — спросил посол.

— Неплохие, — ответил Андропов, и, когда наш товарищ сказал, что ему кажется неправильным то, что говорили о Советском Союзе, он заявил:

— Антисоветчина есть, но последнее выступление Надя было неплохим, не было антисоветской направленности…»

Однако перейдём к последствиям ХХ съезда КПСС, имевшим нелокальный характер. Ликвидировано Коминформбюро, осуществлявшее постоянный обмен информации между компартиями социалистических стран и рядом ведущих компартий капиталистического мира. В течение длительного периода перестал собираться Политический консультативный комитет Организации Варшавского Договора.

Перед Международным совещанием коммунистических и рабочих партий 1960 года было принято Заявление ЦК КПСС, нацеленное не на смягчение, а на обострение отношений с Коммунистической партией Китая и Албанской партией труда, которые резко критиковали КПСС за развязанную ею антисталинскую кампанию.

Доклад Н.С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях» привёл к расколу международного коммунистического движения. В ряде стран возникла «коммунистическая многопартийность», когда компартии множились в зависимости от отношения к решениям ХХ съезда КПСС о культе личности. В целом влияние коммунистов на национальном уровне после «секретного» доклада Хрущёва заметно ослабло. Конечно, потери международного коммунистического движения от реставрации капитализма в СССР и европейских социалистических странах оказались несопоставимо большими. Но приходится признать, что ХХ съезд КПСС стал одним из серьёзных факторв ослабления и мировой социалистической системы, что привело на рубеже 1980—1990-х годов к её глубочайшему отступлению, к раздроблению международного рабочего и коммунистического движения, которое только начинает снова консолидироваться.