О.Н. Смолин: «В России правоохранительные органы охраняют власть от права»

Депутат Государственной Думы О.Н. Смолин о лекарстве для души, иссушенной политикой, одинаковых словах для шести министров образования, «самом дорогом» из рук Леонида Полежаева и о передовых идеях, вложенных в руки Виктора Назарова.

— Олег Николаевич, Вы ведь доктор философских наук. Давайте, что называется, «пофилософствуем» на тему «Что такое современная политика». Чем сегодняшние политические деятели, на Ваш взгляд, отличаются от тех, что были еще вчера? Многие говорят, что на смену публичной авторитарности пришло элегантное лицемерие. Согласны ли Вы с этим?

— По мне, так у нас с публичностью довольно давно стало плохо. Еще выступая здесь в рамках школы публичной политики, я видел, что публичная политика в России умирает. В последнее время она чуть-чуть вздохнула. Например, наша замечательная Государственная Дума стала местом для дискуссий, правда, не стала местом для принятия решений, и по-прежнему, как печально шутят журналисты, думское большинство очень часто голосует не приходя в сознание. Я неоднократно сталкивался с ситуацией, когда мне за пределами зала говорят: «Слушай, тебе хорошо – ты можешь себе позволить говорить то, что думаешь». Но цена этого вопроса понятна: находиться в оппозиции не всегда приятно. Но что делать? Я считаю, что убеждения дороже.

— Но лицемерия в современной политике много?

— Лицемерие в политике в той или иной степени присутствовало всегда. Но мне кажется, что сейчас на смену лицемерию пришла циничная откровенность. У нас периодически говорят такие вещи, которые редко говорят в публичном пространстве. Например, Андрей Макаревич сделал открытие и рассказал Владимиру Путину про то, какие в России откаты. Владимир Владимирович, конечно, об этом знает не хуже Андрея Макаревича, но очень интересен его ответ. Он сказал Макаревичу, дескать, обращайся к бизнесу, наполовину виноват он. Уверен, что большинство чиновников восприняли это так: «Ребята, можно продолжать».

— Олег Николаевич, Вы не проиграли ни одних выборов, учитывая, что административным ресурсом Вы никогда особым не располагали. Расскажите, как Вам удавалось вести за собой избирателя.

— Я думаю, первый раз в значительной степени это была не моя заслуга. Было такое время, когда принято было голосовать против руководителей. Я помню, что тогда на первых выборах в Омске моим соперником был председатель облисполкома, а затем многолетний губернатор области Леонид Полежаев. Он проиграл мне: в первом туре я занял первое место, он второе, во втором туре он мне проиграл. Думаю, что сейчас доценту выиграть у губернатора практически невозможно. Хотя может быть, наступит время, когда снова будет модно голосовать против руководителей. Тогда это было возможно. Во всех остальных выборах, могу сказать так, у нас было несравнимо меньше не только административного ресурса, но и финансовых, информационных ресурсов по сравнению с любым из наших соперников. Напомню, в тот период это были еще мэр Омска Шойхет, затем Михаил Полторанин, на одних из выборов это был Хабулда Шушубаев – человек с достаточно большим бизнесом. И, тем не менее, несмотря на все это, мы выигрывали. Не благодаря, а вопреки законам политической науки – это исключение, которое подтверждает правило. Ну, и еще может быть, потому что я никогда не отделял выборную кампанию от обычной работы и всегда с людьми работал так, как будто выборы наступают завтра.

— Вы беспартийный, но в Госдуме работаете от КПРФ. Как бы Вы могли объяснить Ваш «роман» с этой партией?

— Очень просто. Во-первых, я человек левых взглядов. Еще в 90-м году я написал документ, который назывался «Платформа левой социал-демократии» и с тех пор своих позиций не менял. Дело в том, что в современной КПРФ есть люди разных взглядов, я бы даже сказал, от очень левых государственников и даже с примесью национализма до почти правых социал-демократов. Однажды, когда я работал в группе «Народовластие», Геннадий Андреевич (Зюганов — председатель КПРФ — прим. ред.) выступал на собрании нашей группы. Это была группа, союзная КПРФ. Он поздравил нас с чем-то, после чего я говорю: «Геннадий Андреевич, вообще-то и во фракции КПРФ я был бы далеко не самым правым». Поэтому это естественный союз. Плюс добавлю к этому, что компартия Российской Федерации, ее фракция в Госдуме – наиболее независимая из всех парламентских партий. А я не очень люблю, когда меня держат за болвана в старом польском преферансе и управляют мною руками Владислава Юрьевича Суркова или какими-нибудь другими руками из Кремля.

— Ни для кого не секрет, что в Омской области Ваш авторитет выше, чем у всех наших местных оппозиционеров вместе взятых. Почему Вы в думскую избирательную кампанию не возглавили, допустим, омский региональный список КПРФ? Или Омская область Вам теперь не так интересна и уже не такая родная?

— Когда прошли последние выборы в Москве, где я был избран по партийным спискам КПРФ, меня москвичи спросили: «Ну как, ты, наконец, почувствовал себя москвичом?». Я ответил: «Когда не знаешь, что говорить, — говори правду. Я скажу то же самое, что говорю в Омске: я люблю работать в Москве, я чувствую там биение жизни. Там центр, там чувствуешь свои силы, в конце концов, возможности влияния. Но жить я люблю в Омске». Поэтому если бы выбор был за мной, я бы предпочел избираться по Омску. Если когда-нибудь в России вернутся одномандатные округа, я буду сам выбирать, где мне избираться, и если буду жив-здоров, как говорит Розенбаум, «покуда в силе и живой» я буду избираться от Омска.

— Получается, у Вас были какие-то препятствия для включения в региональный список?

— Была, скорее, такая ситуация: Москва больше, чем Омск, а у Смолина довольно много сторонников не только в Омске, но и в Москве, и если сравнивать 10-миллионную Москву с миллионным Омском, то в столице их в общей сложности больше, и партия решила, что ей выгоднее выставить Смолина по Москве. Хотя очень многие политики рекомендовали компартии просто включить Смолина в десятку для того, чтобы, как говорится, фамилия работала.

— У Вас был конфликт с бывшим главой региона Леонидом Полежаевым. Главной причиной называют то, что Вам удалось обойти его на выборах в 90-х гг. в Совет Федерации. Так ли это?

— У меня не было конфликта с Леонидом Полежаевым. У Леонида Полежаева было неприятие Олега Смолина. Я везде, на всех заборах, во всех отчетах, в депутатских газетах писал и сейчас не отрекаюсь от того, что я готов работать в интересах Омского региона с любым органом власти от губернатора до главы сельской администрации. И я уверен, что губернатору это докладывали. Обошел я его на выборах не в Совет Федерации, а на Съезд народных депутатов в 1990 году. Но, например, на выборах 2003 года была такая история, когда Леонид Константинович выходил в радиоэфир и говорил: «Я знаю, что по закону не положено, но я все равно скажу: я не знаю, чем занимается Смолин в Государственной Думе». Мы молчали, и только в одной из газет ответили коротеньким фельетоном: «В славном городе Старосибирск на руководимом губернатором 112-м канале в любимой народом передаче «И это все о нем и немного о погоде» по многочисленным просьбам трудящихся произойдут изменения – метеосводка будет исключена». Повторяю еще раз: у меня не было конфликта. Я не конфликтовал с губернатором, просто, мне кажется, мне в Омской области при Леониде Полежаеве не прощались две вещи, извиняюсь за вольность, — что я не лЕжу и не лИжу. Кстати, я считаю, что Леонид Полежаев в 90-х годах приносил нашему региону скорее пользу. И поскольку я не захваливал его тогда, мне нет необходимости обругивать его сейчас, когда это становится модным. Просто не зря в мире существует практика, когда губернатора, президента избирают на два срока. Один из моих учеников мне сказал: «Когда тебе каждое утро говорят, что ты солнце, может, и вы, Олег Григорьевич, поверили бы». Это разумные ограничения, которые являются международными и мне кажутся необходимыми, иначе профессиональная деформация.

— А столичная политика разве не поощряет желание быть во власти надолго? Чему нас учит федеральный уровень?

— Федеральный уровень нас учит тому же самому, что этого делать не следовало. Я имею в виду тот факт, что Владимир Владимирович избрался на третий срок, спустя один, и не знаю, на сколько сроков еще собирается. Когда было объявлено о рокировке Дмитрия Медведева и Владимира Путина в сентябре прошлого года, меня спросили, как я отношусь к этой новости. Я сказал, что этой новости уже четыре года, потому что еще в 2008 году возникла старая шутка: Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич сидят вечером и пьют пивко в народном баре, один другого спрашивает: «Слушай, а кто у нас сегодня президент? Ах, я? Ну тогда тебе идти за пивом». Поэтому это новостью для меня не было. На мой взгляд, это риск для власти. Всё-таки, кроме всего прочего, существует усталость от политика. Каким бы высоким рейтингом долгое время ни обладал Владимир Путин, рано или поздно этот рейтинг будет падать. Не случайно на Западе существует система двухпартийная, трёх- и так далее, и не обязательно вновь пришедшая партия проводит политику лучше, чем предыдущая. Но люди устали от предыдущей, и хотят перемен.

— Но если можно так поставить вопрос: как бы Вы сами оценили такие отношения с Леонидом Полежаевым, и на чьей стороне – Вашей или его была все-таки правда, если так можно выразиться, и что в Вашем общении было скрыто от посторонних глаз?

— Ну, например, был период отношений, когда губернатор доверял мне самое дорогое (я не преувеличиваю) для депутата – карточку для голосования. Когда мы вместе работали в Совете Федерации первого созыва, тогда это ещё действительно был настоящий Сенат – членов Совета Федерации избирало напрямую население. Теперь членов Совета Федерации называют сенаторами, но при всём уважении к ним, это, конечно, смешно. Реально происходит следующее: назначенцы по просьбе назначенцев назначают назначенцев. Совет Федерации, конечно, нужно возвращать на выборную основу. Но вернёмся: в 1994-95 годах мы работали вместе в Совфеде, сидели рядом. Губернатор, понятно, не мог всё время находиться там, вполне понятно, у него меньше времени, чем у депутата, работавшего на профессиональной основе, и по всем социальным вопросам карточка губернатора голосовала безупречно. А по всем политическим вопросам ровно так, как сказал мне губернатор. Я ни разу его не подвёл и вообще не мог даже представить, как это могло произойти. Вот, например, история, скрытая в наших отношениях. Скажу больше того, я думаю, можно сказать теперь: когда заканчивался срок полномочий депутатов Совета Федерации, Леонид Константинович мне сказал: «Олег Николаевич, выдвигайтесь, мы вас поддержим». Ну, Смолин тогда ещё не понимал, что у политиков слова и реальные дела могут довольно сильно расходиться. Пришёл, спросил, говорят: иди там к заму, пришёл к заму, а зам мне популярно объяснил, что я не с теми дружу. Хотя я и тогда был человек беспартийный, и сейчас человек беспартийный. Против меня выставили Михаила Полторанина. Надо отдать должное Михаилу Никифоровичу: он, конечно, с телеэкрана просто не сходил, он там появлялся если не каждую минуту, то каждые две. Но надо отдать ему должное, что в отличие от многих других соперников типа Шойхета или Хабулды Шушубаева, он вел кампанию в пределах правил, не поливал соперника грязью. А у меня вообще не было никогда за все мои семь избирательных кампаний привычки кого бы то ни было поливать грязью, я считаю, что политика должна быть честным соревнованием, как большой спорт.

— Какие надежды Вы возлагаете на нового губернатора? Что Вы о нем слышали, знаете ли Виктора Ивановича лично, как Вам как более опытному человеку в политике его первые управленческие шаги, если, конечно, Вы за ними следили?

— Близко я нового губернатора не знаю, но мы с ним встречались. Напомню ещё одну историю про старого: однажды мы встретились на послании Президента к Федеральному Собрании, это было буквально в 2010 году. «О, Олег Николаевич, что-то Вы давно не заходите. Заходите, буду рад Вас видеть». – «Как только пригласите – сразу приду». После этого мои помощники позвонили в аппарат губернатора, сказав, что он приглашал Смолина на встречу. В аппарате были крайне удивлены, и никакого ответа не последовало. Я говорю это потому, что когда я позвонил новому губернатору, то был принят через день, и обе темы, которые мы обсуждали, вызвали интерес у Виктора Ивановича Назарова. Думаю, что один проект мы будем пытаться запускать в ближайшее время. Губернатор произвёл впечатление человека открытого, который готов слушать людей не только приближённых, но и с другими взглядами, и человека, который способен взвешивать и принимать современные решения. Как пойдёт дальше – увидим, но вот по личному общению он производит впечатление такое. А проект, который мы обсуждали, заключается в следующем: 25 июля на заседании Открытого правительства я удостоился личной получасовой дискуссии с Дмитрием Медведевым. Причём Дмитрий Анатольевич заявил, что на три четверти он со Смолиным согласен, но по одному вопросу – категорически нет. А именно: в России, чем больше вуз, тем лучше качество образования, а потому, как он сказал, Карфаген должен быть разрушен и многие вузы должны быть закрыты. Так вот, я считаю, что это ошибочная точка зрения, и повторю то, что говорил премьеру на заседании Открытого правительства: самые лучшие вузы в мире – это вузы средние по размеру, самые крупные вузы обычно дают образование среднего качества. К чему я это говорю? В Омске, как известно, давно вынашивается проект согнать все вузы или, по крайней мере, их часть под одну крышу. Считается, что этим повысится качество образования. Я в это не верю ни минуты. В частности, я думаю, что Педагогический университет должен оставаться самостоятельным, потому что в составе большого вуза педагогическое образование будет на десятом плане, и опыт Казахстана это подтверждает: потом казахам пришлось возвращаться обратно к отдельным педагогическим вузам. Не надо наступать на чужие грабли в очередной раз. Вот вместо того, чтобы сгонять омские вузы под одну крышу принудительным образом, я предложил губернатору версию создания в омском регионе первого в России регионального электронного университета. Объединить для начала электронные ресурсы разных российских вузов, в том числе, создать электронные библиотеки, электронные кафедры, объединить через интернет и другие электронные ресурсы людей с общими интересами. Потом, может быть, им захочется объединяться организационно, а пока что давайте объединимся, прежде всего, интеллектуально. Я сказал губернатору буквально следующее: «Первое, Виктор Иванович, когда людей насильно сгоняют против их воли, это бывает чревато, в том числе, студенческими волнениями. Вам никого не придётся ломать через колено. Второе, мы можем сделать реально полезное дело, это сейчас общемировая тенденция. Посмотрите документы ООН, ЮНЕСКО и увидите, что электронное обучение рассматривается как одно из ключевых направлений современной образовательной политики. И третье, вы знаете, что Дмитрий Анатольевич любит интернет, гаджеты, всё электронное. Вам будет, чем отчитаться перед Дмитрием Анатольевичем». Я не знаю, надо ли всё это говорить публично, но я действую по известному принципу: не знаешь, что говорить, – говори правду.

— Сейчас многие проекты бывшего губернатора новое правительство «сворачивает». Да и самого Полежаева стало модно критиковать. С одной стороны, это понятно: некоторые ораторы слишком долго молчали, но вот этот выплеск эмоций в спину, на Ваш взгляд, явление нормальное и честное?

— Ответ предельно простой. Не усердствуй в похвалах – не придётся усердствовать в ругани. С моей точки зрения, не надо было делать ни того, ни другого. А что касается проектов, то я берусь утверждать, что как минимум по двум проектам, с моей точки зрения, Леонид Константинович допустил стратегические ошибки. Проект первый – это плотина низконапорная. По крайней мере, если вдруг Китай не отберёт столько воды, сколько нам грозили, то постройка низконапорной плотины приведёт к тому, что Омь встанет и зацветёт, как цветёт Волга перед плотиной. Я недавно был на Волге, и наблюдал это живьём. И Иртыш приостановится, экология города окажется в очень тяжёлом положении. Я вместе с другими считаю, что этот проект, пока не поздно, нужно остановить или переформатировать. Второе касается аэропорта «Фёдоровка». Покойный Александр Михайлович Лупов мне уже говорил, что сооружения, которые там остались, уже в таком состоянии, что проще их ликвидировать и построить другие на новом месте. Так вот, поскольку со времени проклятой эпохи застоя пассажиров поток из Омска в другие города уменьшился примерно в четыре раза, даже если представить себе невероятную ситуацию, что аэропорт будет построен, он будет неэффективен, он не будет окупаться. Наши предложения альтернативные, мы их неоднократно озвучивали и министерству, и губернатору: либо удлинить полосу существующего аэропорта, и он сможет принимать все типы самолётов, либо переориентироваться на аэропорт «Северный», и там полоса позволяет принимать все типы самолётов, включая ИЛ-76, и построить там здание аэровокзала. Либо то, либо другое. С проектом «Фёдоровка» придётся распроститься, это Большие Васюки.

— Вы первый зампред комитета по образованию Госдумы. Интересно, что менялись председатели, а Вы своих позиций не сдавали. Как Вам удается, несмотря на то, что Вы чаще в оппозиции к реформам отрасли, с одной стороны, сохранять свой пост, а с другой – сохранять веру в то, что Вы можете что-то изменить?

— Начну с того, что обычно тоже не принято рассказывать. Недавно я был у министра образования Дмитрия Ливанова. И начал разговор так: «Дмитрий Викторович, я хочу начать разговор с фразы, которую относил к многим вашим предшественникам. (Сколько их было? Примерно шесть, одному не успел, он слишком мало поправил.) А фраза это такая: я понимаю, что члену Правительства не всегда удобно отстаивать интересы своей отрасли, находясь в команде. Если вам для защиты интересов российского образования потребуются скромные ресурсы депутата Государственной Думы и первого зампреда комитета, вы можете твёрдо рассчитывать на нашу поддержку». С этого начался разговор. Я вообще всех своих начальников, будь то министры или председатели комитетов, делю на две категории: первая – это люди образования при власти, а вторая – это люди власти при образовании. Для меня это большая разница. Первые стараются, насколько возможно, защитить интересы нашего образования, а я считаю, что интересы развития образования – это национальные интересы нашей страны. Что бы мы там ни говорили, а модернизация в 21 веке может базироваться только на человеческом потенциале, а ключ к человеческому потенциалу – это образование и образовательная политика. Ровно это я в очередной раз пытался донести до Дмитрия Анатольевича на заседании Открытого правительства 25 июля. Так вот, если говорить о людях образования при власти, я бы выделил из этой категории министра Владимира Филиппова. На мой взгляд, он пытался делать всё возможное на своём месте. Из председателей комитетов я считаю наиболее успешным председателем парламентского комитета Ивана Мельникова, моего товарища, первого зампреда Нарышкина при Думе, первого зампреда Зюганова при партии. Вот это современный политик, профессор Московского государственного университета, настоящий российский интеллигент. А в моём понимании, что бы там ни говорили, интеллигент – это не ругательство, а комплимент. А как удавалось сохраниться, я думаю, причина единственная – всё время занимался своим делом и, извиняюсь, кое-что в этом научился понимать. Поэтому даже политические противники понимают, что профессионализм, как говорят, не пропьёшь.

— У нас поменялись и в федеральном, и в омском региональном правительствах министры образования. К лучшему ли, на Ваш взгляд, эти перемены. Чего лично Вы ждете от новых назначенцев?

— Цыплят считают по осени, или, как написано в Великой Книге, «по делам их узнаете их». Но у меня всегда положительное отношение к начинающему министру. Когда, скажем, министр Дмитрий Ливанов в дискуссии с Минфином отстаивает как минимум два положения нового законопроекта, направленные на защиту образования, касающиеся заработной платы педагогов и коммунальных льгот для сельского учителя, я ему аплодирую. Когда новый министр объявляет, что каждый второй филиал любого вуза независимо от того, сколько у вуза филиалов, должен быть закрыт, я качаю головой, удивляюсь и думаю, что это более, чем странно. Например, у омского педуниверситета есть в Таре единственный филиал. Если мы в Таре закроем филиал Педагогического университета, я вам точно говорю, что север Омской области пострадает с точки зрения подготовки учителей. Не надо этот филиал закрывать, поэтому подходим с разбором, будем дальше судить по реальным действиям. Что касается омского министра, тоже открою один маленький секрет: Сергей Григорьевич Алексеев в прошлом мой студент. Один из лучших студентов. Понятно, что должность обязывает: и министр, и член правительства должен выполнять общую линию правительства, но я верю и надеюсь не ошибиться (очень горько всегда разочаровываться), что по сравнению с предыдущим министром образования и науки Омской области это будет значительный шаг вперёд.

— Несмотря на то, что Вы, пожалуй, единственный из сегодняшних политиков, в чью искренность и бескорыстность действительно верят избиратели, и о Вас ходят очень неприятные слухи. Говорят, что г-н Караулов в суде доказал Вашу причастность к московскому гей-клубу. Откуда вообще растут ноги у этой истории? Отразилась ли она как-то на Вашей репутации?

— На репутации, наверное, в какой-то степени отразилась, хотя когда я советовался с председателем думского профильного комитета по законодательству, судиться мне с Карауловым или нет, он сказал: «Ну, у вас репутация довольно устойчивая». Я хочу напомнить старую историю, как однажды английский парламент судился с одним журналистом. Английский журналист (уже не помню его имя) в какой-то газете написал, что английский парламент наполовину состоит из идиотов и гомосексуалистов. Когда английский парламент выиграл суд, то журналист написал опровержение: английский парламент на половину не состоит из идиотов и гомосексуалистов. Наш суд, как вы понимаете, гораздо более справедливый и независимый, по сравнению с английским. Что касается господина Караулова, то я убеждён, что этот человек является законченным подлецом. А история произошла следующая: в 2009 году в Москве проходили выборы в Московскую городскую думу, и компартия РФ попросила меня в них поучаствовать. Избираться в Московскую думу я не собирался, но у партии проблемы с публичными политиками, и поэтому я, естественно, дал согласие. И вдруг я оказался на одном северном округе с господином Митволем. Мнение моё о нем такое же, как о господине Караулове. Этот самый господин Митволь объявил, что Смолин является покровителем гей-клуба, который арендовал помещение в культурно-спортивно-революционном комплексе российского общества слепых. Гей-клуб там действительно арендовал помещение, но господин Митволь и господин Караулов располагали письмами президента Всероссийского общества слепых Александра Неумывакина, кстати, члена генсовета «Единой России», о том, что член государственного совета Смолин никогда никакого отношения ни сном ни духом не имел не только к гей-клубу, но и к культурно-спортивно-революционному комплексу вообще. Это уже гораздо позже мы пытались создавать там клуб бардовской песни. Немножко ошибся господин Караулов, подумаете. Но тем не менее они делали вид, что не замечают, что на самом деле решение принималось при участии члена Генсовета «Единой России», а вот к компартии сыпались все претензии по этому поводу. Что касается судов, то действительно, до настоящего времени не так: не он у меня выиграл суд, я пока не могу выиграть у него суд, потому что в судебных решениях написано, что господа Митволь и Караулов говорят такие фразы, что не поймёшь, что они хотели сказать. Либо там написано, соответственно, что сведения, которые они сообщали о Смолине, вплоть до того, что Смолин — вице-президент российского общества слепых, не порочат его честь и достоинство. Хотя каждому нормальному человеку, посмотревшему на текст, понятно, что Смолина хотели опорочить. Более того, у меня есть подтверждающая это экспертиза, очень точная, сделанная уважаемой юридической организацией. Могу сказать в заключение только одно: моя жена долго смеялась.

— Обидно ли Вам — не как политику, как человеку, что с вами начали бороться таким грязным способом? И что бы Вы посоветовали людям, попавшим в подобную ситуацию информационной атаки?

— Здесь ситуация почти безвыходная: не судиться – скажут, что ты с этим соглашаешься, судиться в наших замечательных судах… Помните старую шутку, когда судья под утро ворочается, не может уснуть, жена говорит: «Ну что с тобой?» — «Да вот, завтра процесс. Мне одна сторона дала 400 тысяч, другая 200, я не знаю, какое решение принять». — «Да какая проблема? Отдай первым 200 и суди по закону». В условиях, когда российский суд является самым «справедливым», доказать свою правоту в очевидных вещах, любому нормальному человеку сложно. Даже когда очевидна ситуация, юристы делают вид, что она для них сложная. Лихтенберг ещё в 18 веке говорил: «Для того, чтобы поступать справедливо, нужно знать очень немного, но для того, чтобы профессионально творить зло, нужно как следует изучить право». Вот юристы, в том числе господ Митволя и Караулова, видимо, изучили право или, по крайней мере, практику наших судов. Политик не должен обижаться. Хотя если честно, довольно трудно вести избирательную кампанию, когда тебя мочат за то, в чём ты ни сном ни духом (ну хоть бы получше что-то придумали, поинтереснее). Видимо, на это рассчитана кампания: с одной стороны – опорочить компартию, которая к этому культурно-спортивно-революционному вообще никогда никакого отношения тоже не имела, а с другой стороны – выбить одного из активных политиков страны, который выступал в средствах массовой информации от имени компартии во время избирательной кампании. Кончилась избирательная кампания – кончились все эти… Подождите, какая-нибудь новая начнётся, опять чего-нибудь достанут.

— Вы, наверное, после этого полностью поддерживаете введение уголовной ответственности за клевету. Но изменит ли новое законодательство принципы работы беспринципных журналистов?

— Вы знаете, я не поддерживаю введение уголовной ответственности для журналистов по одной простой причине. Я бы, может, и поддержал введение, если бы в России был нормальный, справедливый суд. К сожалению, суд часто превращается в средство политического давления, так сказать политической расправой. Когда я веду депутатский приём, больше всего людей приходит с жалобами даже не на администрации разного уровня, а на правоохранительные органы. С горечью должен сказать, что в России правоохранительные органы — охраняющие власть от права. Я ещё раз повторю, я не поддерживаю введение уголовной ответственности для журналистов за клевету, я считаю, что если выбирать между грехами журналистов и грехами власти по отношению к свободе слова, то уж лучше пусть грешат журналисты.

— Когда политик, что называется «в тренде» современных политтенденций – правильно голосует, дружит с нужными людьми, вопросов острых на обсуждение не выносит, видит не дальше носа своего, – некие политические дивиденды вряд ли заставят себя долго ждать. Но какова Ваша мотивация к работе в условиях, когда Вы находитесь в постоянном меньшинстве, доказывая свою точку зрения, – где Вы находите удовлетворение, если Ваш голос часто теряется в ладном хоре политических «мальчиков-зайчиков»?

— Татьяна, существует стандартное заблуждение, что депутаты от правящей партии могут больше, чем депутаты от оппозиции. Я вас уверяю: это не так. Беда в том, что правящая партия в России не совсем партия. На строгом политологическом языке это называется «клиентела» — это приводной ремень, который используется властью для проведения своих решений. Я повторю то, что сказал в Государственной Думе несколько лет назад, когда был отклонён очередной социальный закон. Я говорю: «Коллеги, вы знаете, что про нас говорят в мировой политической науке? Про нас говорят, что на Западе партия власти – это партия, которая имеет власть. А в России это партия, которую имеет власть. Вот пока так будем голосовать, так про нас и будут говорить». Как ни странно, у политика от оппозиции есть некоторые возможности пробить свою позицию именно потому, что он имеет возможность её свободно высказывать и отстаивать. И не случайно даже Дмитрий Медведев сказал, что он на три четверти согласен с Олегом Смолиным. Я реалист, я понимаю, что из этого пройдёт ну очень немногое, но я верю, что что-то мне продавить для нашего образования удастся. Для себя мне от Министерства образования и науки не надо ничего, я у них никогда ничего не просил и, думаю, не буду, но, извиняюсь, выторговать, выцепить, выбить из рук Правительства что-то для людей, интересы которых я представляю в парламенте, я считаю, это большое дело. Пусть коэффициент полезного действия у нас в Думе, как у паровой машины первой конструкции: даже если десятая часть твоих предложений проходит, считается, что это очень высокая эффективность.

— В заключение отвлечемся от работы. Олег Николаевич, знаю, у Вас есть увлечение – музыка. Что она значит в Вашей жизни?

— Я закончил музыкальную школу по классу баяна, но чаще играю на фортепиано. Политика очень сильно иссушает душу, а музыка возвращает ей естественное состояние. И иногда, когда совсем грустно или мрачно перед походом в замечательную Государственную Думу, посидишь немножечко поиграешь, становится легче. А еще я хочу сказать, что музыка иногда позволяет выразить свое кредо, в том числе политическое, человеческое, лучше, чем обычные слова.